Звёзды Бездны: Начало пути. Горизонт и Зенит - стр. 10
Артада, шестилетняя девочка с тонкими руками и бледной кожей, сидела на перевёрнутом ящике рядом, её ноги покачивались, задевая воздух, и оставляя слабые следы в пыли на стальном полу. Она тянулась к матери, её пальцы, дрожащие от любопытства, сжимали тонкий шланг, чья поверхность потрескалась от жара, и Лира подняла взгляд, её глаза, выцветшие от усталости, смягчились, морщины на лбу разгладились. Она протянула руку, её ладонь, огрубевшая от труда, коснулась дочери, направила её пальцы к клапану, и шланг скользнул в гнездо, высекая слабую искру, чей свет мазнул по её лицу, и высветил потёртые скулы.
– Держи ровно, мой свет, – произнесла Лира, голос её звучал хрипло, но в нём дрожала нежность. – Дай ему дышать.
Артада сжала шланг, её маленькие ладони напряглись, ногти оставили следы на коже, и она выдохнула, её дыхание осело паром в холодном воздухе коридора. Панель вздрогнула, её гудение углубилось, пробилось сквозь тишину, и фильтры загудели, их низкий рёв разогнал пыль, подняв её в воздух, где она закружилась, мерцая в свете ламп. Артада улыбнулась, её губы растянулись, обнажив щербатый зуб, и голос, звонкий, чистый, вырвался:
– Он заговорил, мама! Я сделала!
Лира кивнула, её рука легла на плечо дочери, оставляя тёплый след на ткани, и она выпрямилась, позвоночник хрустнул от напряжения, взгляд скользнул к панели, чьи индикаторы мигнули, ожили под руками. Коридор наполнился звуками – гул фильтров смешивался с далёким звоном металла, шаги обитателей глохли в шуме, и Лира наклонилась к дочери, её пальцы сжали ключ, оставляя вмятины на рукояти.
– Ты вдохнула в него жизнь, мой свет, – шепнула она и голос дрогнул, полный гордости. – Слушай его, он расскажет тебе больше.
Дверь в конце коридора скрипнула, ржавые петли застонали, и Торин вошёл, его фигура сгорбилась под тяжестью ящика с запасными клапанами, чьи края впились в ладони. Лицо, заросшее щетиной, блестело от пота, глаза щурились от тусклого света, и он шагнул ближе, его ботинки оставляли тёмные отпечатки на полу. Голос, сиплый от пересохшего горла, пробился сквозь гул:
– Фильтры загудели? Лира, ты опять за старое.
Лира повернулась, её взгляд мазнул по его лицу, высветил тени под его глазами, и голос, твёрдый, но с ноткой смеха, отозвался:
– Они дышат, Торин. Артада их оживила. Брось ящик, посиди с нами.
Торин замер, пальцы сжали края ящика, оставляя красные полосы на коже, и взгляд скользнул к дочери, чьи руки всё ещё сжимали шланг, дрожа от напряжения. Он опустил ящик, его содержимое звякнуло о пол, и сел рядом, скрипнув коленями.
– Ты их подняла, малыш? – спросил он, голос смягчился, но в нём мелькнула тень удивления. – Скоро мне отдыхать придётся.
Артада засмеялась, её смех эхом отразился от стен, покрытых царапинами, и она протянула шланг к нему, её пальцы оставили следы пыли на его ладони.
– Папа, он гудит! Потрогай! – воскликнула она, голос звенел, пробиваясь сквозь шум фильтров.
Торин улыбнулся, его грубые пальцы сомкнулись вокруг шланга, ощутили слабую дрожь воздуха, и он кивнул, голос, хриплый, но тёплый, прозвучал:
– Гудит, малыш. Ты уже сильнее меня.
Лира вернулась к панели, её пальцы заметались над клапанами, высекая слабые искры, и фильтры загудели ровнее, их ритм вплёлся в дыхание станции. Торин остался рядом, его руки легли на колени, оставляя следы пыли на ткани, и он смотрел на дочь, чьи глаза горели, вбирая свет ламп. Коридор окружал их холодом, стены скрипели под напором машин, и воздух, пропитанный пылью, оседал на коже, оставляя сухой налёт. Станция «Келеста» жила суровым ритмом: её переборки дрожали от гула двигателей, чьи сочленения изнашивались, и обитатели, закутанные в плотные куртки, сновали по узким проходам, их шаги глохли в шуме.