Звезда под странной луной - стр. 8
Машина резко остановилась у кафе на Рю-дез-Эколь в Латинском квартале. Сперва Джемме показалось, что в кафе никого нет, но потом она заметила мужчину, сидящего спиной к ней за колонной. Взглянув на часы, она увидела, что опоздала на три минуты.
Она глубоко вздохнула и толкнула дверь.
– Pardon, – сказала Джемма.
– Вы опоздали на четыре минуты. – На виске Тьерри Вальдона пульсировала вена.
Садясь на стул, она взглянула на свои часы и поправила его.
– Non. Je suis arrivé trois minutes en retard. Trois.[3]
Все знали, что Вальдон не любит американских актрис, почти никогда не берет их на ведущие роли в свои фильмы, несмотря на то что ему предлагают самых популярных из них. Список голливудских инженю, которые вернулись после аналогичного ланча без роли, был длинным. И все они, наверное, пришли заранее.
Джемма прикоснулась ко лбу и, к своему ужасу, почувствовала, что вспотела, лицо ее раскраснелось от напряжения. Она пыталась поудобнее сесть на плетеном стуле, кажущемся ей слишком шатким. О чем она думала? Неужели она только что поправила Тьерри Вальдона? Произнесла «три»? Мику теперь следует убить ее и избавить от этого страдания.
Между ними повисло долгое молчание, пока он рассматривал ее, сложив перед собой руки и глядя на нее немигающим взглядом. Это действовало на нервы. В какой-то момент она посмотрела на улицу, не зная, что делать. Никто раньше не рассматривал ее так по-хамски, никогда.
Сидящий напротив мужчина оказался совсем не таким, как она ожидала. Он был моложе – лет сорока, не больше, с волосами цвета воронового крыла, приглаженными помадой; один завиток выбился и спускался к носу, ноздри которого гневно раздувались. Его светло-карие глаза резко контрастировали с густыми черными бровями и темными ресницами. Она где-то читала, что его мать была наполовину марокканкой, наполовину испанкой, а отец французом. Он прежде был актером, сыграл роль красивого, задиристого негодяя – соперника актера Брайана Бранча. Он был невероятно красив.
– У вас под глазами темные круги, – наконец произнес он, будто выносил приговор, глядя на ложечку, которую вертел в пальцах. У него были тонкие, элегантные пальцы, как у пианиста.
– Я… я поздно легла спать вчера. – Джемма дотронулась до лица. Она думала, что наложила достаточно тональной крем-пудры, чтобы скрыть любые дефекты, и теперь она пожалела, что стерла лишнюю помаду. Не выглядит ли она бледной?
– Неудивительно, – сказал он, поймав ее взгляд. – Плохое самочувствие вам к лицу. Оно придает вам голодный вид. Красивые женщины иногда бывают скучными. – Он подождал, пока официант положит один листок меню перед Джеммой, и кивнул ему.
Услышав его замечание, она почувствовала себя так, будто получила удар под дых, и стала внимательно изучать меню. Он только что оскорбил ее? Он хотел сказать, что она красивая или что скучная? Или и то, и другое? Она не думала, что душевная буря начала отражаться на ее лице. Она смутилась, у нее немного кружилась голова, и она подняла на него глаза. Правильно ли она поняла его французский?
Он слегка постукивал по окошку согнутым пальцем и смотрел на улицу.
– Здесь было ужасно во время войны и после нее. Когда нас оккупировали, эти улицы выглядели пустыми и печальными. Я вернулся в Париж в тысяча девятьсот сорок шестом и нашел, что город такой же убогий, как ящик комода с бабушкиным нижним бельем. – Прохожие, плотнее кутаясь в пальто от апрельского ветра, торопливо бежали мимо с портфелями или крепко держали за руки детей. – Весь город был голодный, многие умирали от недоедания и выглядели как ходячие скелеты. Сами улицы почернели от сажи, гнилые ставни висели на ржавых гвоздях, а взгляните на них сейчас! Все куда-то идут. Мы, французы, несомненно, стойкий народ.