Змеиная гора - стр. 12
Только сейчас, застыв от неожиданности, он разглядел следы отцовских сапог на дорожке, некогда раскисшей от дождя. Отец уезжал за хлебом… Солнце высушило глину, следы затвердели, горный ветер выдул из них соринки. Нур Ахмад поставил свою ногу, обутую в чапли, в отцовский большой след. Другой ногой он едва дотянулся до второго следа. Соизмеряя свой шаг с отцовским, он почувствовал, как всколыхнулось сердце, распрямились плечи, а грудь с силой вдохнула упругий весенний воздух. Еще шаг, еще… Нур Ахмад шел к пустырю, где колыхалась толпа, где раздавали хлеб, спасенный отцом.
Стоя на подножке машины, Джуманияз кричал в толпу:
– Вы такие же бедняки, как и я! Так почему же вы не верите мне, а верите слухам? Вы знаете, что душманы хотели взорвать хлебокомбинат? Как старший брат младшему протянул нам руку помощи русский рабочий и дехканин[13]! Это труд и пот русского брата, это щедрость его сердца!
Джуманияз спрыгнул с машины, с силой дернул борт кузова.
– Смотрите! Хлеб… Мы только сейчас поднимаемся с колен, а нас с вами хотят запугать!
Задохнувшись, Джуманияз рванул воротник рубашки и устало прислонился к машине.
Десять шагов было между ним и напуганной врагами темной толпой. Десять шагов. Джуманиязу они казались стеной, которую веками воздвигали феодалы между людьми и хлебом, между его народом и светом.
В кузове грузовика, перед сложенными мешками с мукой, в деревянных ящиках лежали румяные лепешки. Hyp Ахмад, пробравшись сквозь толпу, встал напротив Джуманияза. Он, наконец, понял, что происходит: люди, запуганные и обманутые, боялись брать хлеб.
Окруженный малолетними детьми, рядом с Hyp Ахмадом стоял, потупившись, водонос Али. Сквозь дыры ветхого рубища выступала костлявая впалая грудь. Босой хазареец чуткими ноздрями вдыхал хлебный дух и робко оглядывался. Девочку с большими черными глазами держал за руку жестянщик. Она плакала и тянулась к хлебу.
– Саид! Да, ты, Саид! – тихо сказал Джуманияз, выделив из толпы жестянщика. – У тебя пятеро детей. Я был вчера в твоем доме и знаю, сколько дней они недоедают. Враги говорят, что в этом виновата новая власть. Потом они скажут: на, Саид, ружье и стреляй в новую власть – она убила твоего сына голодом. Стреляй в Джуманияза, скажут богачи, скажут американцы! Стреляй в такого же бедняка, как и ты… Саид, вот твой хлеб, бери!
Жестянщик мычал, крутил головой и сжимал руку вырывающейся дочери.
Hyp Ахмад видел, как в толпе вертелся Нури. Стараясь не бросаться в глаза, стоял среди дуканщиков чужой – человек в синем тюрбане. Он молитвенно сложил руки и иногда едва заметным кивком подзывал Нури к себе.
К тому, что произошло потом, Hyp Ахмад был готов. Его словно кто-то подтолкнул в спину.
До машины – десять шагов.
Встав рядом с Джуманиязом, Hyp Ахмад резко повернулся к толпе. Прямо, не мигая, уставились ему в лицо два ненавидящих глаза под синим тюрбаном. Незнакомец раздувал ноздри, его руки были спрятаны в складках широкой одежды. Hyp Ахмад почувствовал недоброе и заторопился.
– Люди! – крикнул он. – Вам говорили, что хлеб отравлен? Смотрите!
Он поднял над головой большую плоскую лепешку и разломил ее. От запаха, от одного прикосновения к хлебу свело скулы.
Вкуса он не чувствовал. Набив рот хлебом, он глотал, не жуя, открывал широко рот: смотрите, ем – и жив.