Змеелов - стр. 28
Мир вокруг закружился. Стало дурно и сладко, хотелось кричать и бежать прочь, а после возвращаться и снова бежать, но ноги отнялись… А потом всё прекратилось. Змеелов отстранился, словно ничего и не случилось. Словно не он украл первый поцелуй яровчанского перестарка. А после облизался и издевательски протянул:
– Никак дурно тебе, девица? Вся дрожишь. Настойки бы тебе, чтобы согреться. Клюквенной.
«Понял! Всё он понял, проклятый колдун! От меня несёт той же настойкой, что от Костыля!»
Хотелось плакать, да от слёз ничего путного не бывает, то девка давно усвоила. Она процедила:
– Думал, я пред тобой робеть стану? Выискался, тоже.
Змеелов пости что улыбнулся, но моргнул – и едва дрогнувшие уголки тонких губ снова выпрямились. Он задумчиво протянул:
– Попадись ты мне годков десять назад, иначе бы говорили. Теперь-то уже что… – и враз посерьёзнел, как и не было ничего. – Значит слушай. Змеевицы вечно голодны и вечно охотятся.
– Как звери?
– Звери убивают из нужды. Эти же твари, – он запнулся и произнёс неуверенно: – Им нравится. Так я думаю. – На миг колдун погрузился в свои мысли, но очнулся и продолжил. – Могут прикинуться человеком. Иной раз заглядишься, как красивы! – Он играючи провёл по медным волосам Ирги, и та поспешила откинуть их за спину. А Змеелов продолжил: – Но это всё ложь. Они жаждут одной только крови.
Ирга облизала губы.
– Если могут прикинуться… Как понять, что пред тобой человек, а не…
– Зелье у меня есть. Одно, чтобы выдать следы змеевицы, – он указал на пятна зелени на груди покойника. – Ещё одно, чтобы заставить её перекинуться. Человек от него околеет враз, а вот гадина… Ей яды не страшны. Но, пока не обернётся, точно не узнаешь, кто есть кто.
– А когда обернётся… Как выглядит?
Колдун осклабился. Он приблизился к покойнику, двумя пальцами раскрыл тому глаз.
– Погляди сама. Ну?
– Ты ополоумел никак! Мёртвому? В глаза?! Чтобы он меня с собой утащил?!
Змеелов поморщился.
– Уж скольким я покойникам в глаза смотрел… У некоторых из них тогда даже сердце билось.
– Ну так ты нечисть боле, чем человек!
Змеелов равнодушно пожал плечами.
– Ну так ты тоже.
Ирга вспыхнула.
– Что сказал?! – Очертила перед собой в воздухе защитный символ. – Вот тебе, погань! Будешь знать!
Колдун только любопытно склонил голову на бок.
– А самой-то как? Не жжётся?
– Нет… А…
– А должно. Сама догадаешься или подсказать? Ни в жись не поверю, что никто не заметил!
От окна всё так же тянуло холодом, мокрая рубаха льнула к телу, но отчего-то стало жарко.
– Чего не заметил?
Змеелов почти ласково пригладил редкие волосы Костыля – неуместно и тепло, словно друга в Тень провожал. И одновременно гаркнул:
– Колдовку у себя под носом!
Вольно списать все беды, выпавшие их семье, на Безлюдье. Мол, та сторона коснулась детей задолго до рождения, оттого и Лихо за ними следует, оттого ершисты и строптивы, оттого девке, что ни день, тошно солнышко встречать. Вольно… Да только неправда. Не с рождения начались беды кукушат и не со смерти доброй старухи Айры, про которую Ирга сама иной раз сказывала, мол, дар имела. Дар у Айры был лишь один – доброта. В Гадючьем яре все знали: старушка поможет советом, накормит в голодный год, утешит, обнимет… И воспитает двух сирот, брошенных матерью-кукушкой, как родных. Да, тогда начались все беды Ирги и Василя, когда мать собрала вещички да ушла, оставив сына и дочь. Тогда Василь замкнулся и никому боле не показывал, как тяжко на душе. Тогда озлилась Ирга. И Безлюдье в том винить не след.