Зимняя почта - стр. 4
День еще был такой темный, снежный. Под ногами снег быстро превращался в грязь, дорога от школы обычно занимала немного, но сейчас отчего-то захотелось прогуляться до Короленко – ага, все-таки будешь скучать… Улица непривычно пуста, справа и слева топорщатся голые тополя, деревянные домишки вдоль дороги светятся огнями, как жилые, хотя давно уже заброшены. В переулке, задрав головы, стояли люди – здесь почти что на каждом доме можно найти стрит-арт. Раньше это казалось обыденным, неинтересным, а сейчас промелькнула мысль присоединиться и тоже поднять голову, хоть раз посмотреть не вниз, а вверх. Но они не дождались, скрылись.
Издалека звучала «Рождественская оратория» Сен-Санса. И вот уже не нужно никуда спешить, а только стоять и смотреть, как с иссиня-черного неба плавно опускается снег, как движутся тени и свет гирлянд отражается в мокром асфальте. Внезапно подумалось о Боге – отчаянно захотелось, чтобы Он был. Следом накатил страх отсутствия людей. Но нет, все эти дома больше не пусты – вот дрогнула, отдергиваясь, цветастая занавеска. Чьи-то тонкие руки одну за другой зажигают свечи. По кабинету ходит туда-сюда длинный человек с книгой, цокают по мостовой копыта, хрипит пластинка. Мелодия набирает силу, крепнет, и пальцам становится холодно – сам не заметил, как подошел совсем близко и коснулся оконного стекла. Там, в комнате, девушка играла с котенком – то опускала ленту совсем низко, то вздергивала ее вверх, и котенок подпрыгивал, хватая лапами воздух. Неожиданно она обернулась. Губы шевельнулись: «Холодно…» Захотелось отдать ей шарф: толстый, теплый, одному даже слишком… Нужно просто постучать в дверь – отчетливое знание, которому неоткуда было взяться. И вот она, дверь, – рядом.
Сверху комьями осыпался снег: запорошил волосы, набился под воротник и мгновенно растаял. На треугольный фронтон отовсюду слетались голуби – зачем их здесь столько?.. Руку стиснула сухая рука. Старушечий голос скрипнул:
– Ну все, насмотрелся, сосед?
И вокруг вспыхнули фонари.
– Верхний Новгород, – глухо напомнил наш собеседник. – Главное, не стучать в двери. Впустят – назад не вернешься. Вот вам провожатый, лучшего у меня нет.
Он дернул плечом, и голубь перелетел на мое. Я замерла, чтобы случайно не вспугнуть его и не потревожить.
– Ищите, заглядывайте во все окна. Как увидите – приманите вещью из нашего мира. Любая теплая подойдет. Они все там мерзнут. Возьмите вон. Смелее.
Пока я мялась, ты уже подошел к комоду и рассматривал огромные несуразные варежки. Выглядели они так, будто тот, кто их вязал, делал это впервые. Только я открыла рот, чтобы вежливо отказаться, как ты уже сунул варежки в карман.
– Ее подарок. Она обязательно вас узнает.
В дверях я заметила, как старик перекрестил воздух за нашими спинами.
Едва почуяв свободу, голубь сорвался с моего плеча и сделал то, что сделала бы любая птица: он улетел.
– Верхний Новгород, – вздохнул ты. – Выше не придумаешь. Может, вернемся и попросим еще одного провожатого?
– Он же сказал, что другого нет, – напомнила я. – Поиски зашли в тупик. И вообще все это ерунда какая-то. Пойдем домой, а? Родители, наверное, уже волнуются.
– Ты слышишь?..
Я слышала шум машин, еще слышала, как скрипят промерзшие ветки, в сквере на Короленко кричали дети, а женский голос выводил неразличимые слова – то выше, то ниже, то совсем затихая… Ты повернулся ко мне – и ты был напуган.