Зимняя почта - стр. 3
Пока я зевала по сторонам, ты сказал:
– Вы подарили музею портрет купчихи. Кто она такая?
– Ясно кто – Щелокова, хозяйка. – Отвечая, старик суетился у плитки – снял крышку с небольшой кастрюльки, пошевелил половником. – Суп будете?
Мы слаженно отказались, а он утвердился на табурете перед тарелкой лапши. Отчего-то не покидала мысль, что суп – голубиный.
– Моя бабушка тоже Щелокова? – догадалась я. – Вы видели ее фотографию, она пропала.
– Седьмая вода на киселе, – кивнул он и захлюпал супом. Мы беспомощно переглянулись.
– Может, вы знаете, куда она могла пойти?..
Старик отложил ложку и вытянул руку в ватнике. Голубь, будто только того и ждал, захлопал крыльями и уселся к нему на рукав. Тут я заметила, что пальцы у старика корявые, как у купчихи с портрета.
– Артрит, – пояснил он в ответ на мой взгляд. – Наследственное. В Верхний Новгород она ушла, больше некуда.
– В Верхний Новгород? – повторила я недоверчиво.
– Птицы бывают там по нескольку раз на дню. Улетают и возвращаются, сами того не замечая. А вот люди…
– Нет никакого Верхнего Новгорода, – перебил ты всезнайским тоном. – Есть только Нижний и Великий.
– Нет так нет, – согласился старик и снова ложкой застучал. Вот зачем ты только влез? Больше он нам ничего не расскажет.
– Как туда попасть? – выкрикнула я. Голубь, будто учуяв мое отчаяние, перебрался по рукаву повыше. – Я скажу родителям, они разберутся!
– Все мы там будем. – Дед смотрел на меня из-под косматых бровей пристально и не моргая. – Одни раньше, другие позже. Щелоковы, думаешь, просто так поблизости усадьбу прикупили? На Короленко Верхний Новгород и есть. Делов-то было – следить, чтобы никто случайно туда не ушел. Случайно туда не особо и уйдешь, однако в некоторые дни образуется, так сказать, щель… Такая, что сразу не поймешь, в Нижнем ты или уже в Верхнем. А пока сообразишь, обратного пути не станет.
– Так вот что это было, – сказал ты, и я испугалась твоего лица.
Именно тогда впервые зазвучало слово «расселение». Откуда-то взявшись раз, оно потянулось от жильца к жильцу, зашипело в коридорах, рассорило и встревожило. Было это ровно год назад, именно перед Новым годом – думать о расселении в праздники совершенно не хотелось. Кто первым принес этот слух, было уже не выяснить, однако сомнениям он не подвергался. Жизнь в объекте культурного наследия, тем более аварийном, вообще предполагала некую конечность: либо все здесь само рухнет, либо выделят какую-никакую квартиру. Разумеется, не в центре. Школа? Прости, но школу тоже придется менять.
В перспективе школу было жаль. Но опять же не сейчас, не в последний учебный день перед длинными зимними каникулами, когда можно спать до обеда, а потом включать комп и вообще не выходить на улицу, разве что за энергетиками до «Спара» или раскидать снег во дворе, чтобы матери было где парковаться. Вся эта детская история с новогодним настроением отвалилась еще лет в десять. Католики из храма по соседству вовсю готовились к Рождеству, но даже кэролы, которые оттуда доносились, не помогали. Елку родители наряжали сами, гирлянды во дворе появлялись благодаря тому, что улицу Студеную причислили к проекту «Заповедные кварталы» и назначили одним из центров городского туризма. Расселяли тоже не просто так – жилыми эти дома больше не станут. Наверное, по этому поводу полагалось что-то почувствовать, но какая вообще разница, где жить?..