Журнальный век. Русская литературная периодика. 1917–2024 - стр. 9
Это и в самом деле понималось в годы Оттепели как ключевое, определяющее: «ощущение эпохи, ее трагизма», «главная правда». Поэтому «Новый мир» Твардовского вернее называть не антологией лучшего, что было в литературе 1950–1960-х годов, а журналом с направлением, не только политически, но и эстетически ориентированным на нормы социального обличительства, разгребания грязи и на традиции критического реализма XIX века.
Границы этого направления были широки, но они были. Скажем, монументальные и сугубо «интеллигентские» мемуары И. Эренбурга «Люди, годы, жизнь», публикация которых началась еще в 1960 году (№ 8–10), или «мовистские» повести В. Катаева «Святой колодец» (1966, № 5)26, «Трава забвения» (1967, № 3), «Кубик» (1969, № 2) помещались в них с трудом, и Твардовский, случалось, не скрывал своего редакторского неудовольствия27. Тогда как готов был горою стоять за «Большую руду» (1961, № 7) и «Три минуты молчания» (1969, № 7–9) Г. Владимова, «Тишину» Ю. Бондарева (1962, № 3–5)28, «Вологодскую свадьбу» А. Яшина (1962, № 12), «Убиты под Москвой» (1963, № 2) К. Воробьева, «На Иртыше» (1964, № 2) и «Соленую падь» (1967, № 4–6) С. Залыгина, «Семерых в одном доме» В. Семина (1965, № 6), «Мертвым не больно» (1966, № 1–2), «Атаку с хода» (1968, № 5) и «Круглянский мост» (1969, № 3) В. Быкова, «Живой» («Из жизни Федора Кузькина») Б. Можаева (1966, № 7), «Созвездие Козлотура» Ф. Искандера (1966, № 8), «Две зимы и три лета» Ф. Абрамова (1968, № 1–3), «Плотницкие рассказы» (1968, № 7) и «Бухтины вологодские, завиральные» (1969, № 8) В. Белова, «Юность в Железнодольске» Н. Воронова (1968, № 11–12), наконец за «Обмен» Ю. Трифонова (1969, 12)…29
Впечатляющий, что и говорить, перечень, но как центральную для журнала фигуру Твардовский, едва прочтя анонимный рассказ «Щ-854», осознал Солженицына. Ждать, правда, пришлось целый год – с 10 ноября 1961-го, когда Р. Орлова передала рукопись редактору А. Берзер, а та Твардовскому, до 16 ноября 1962-го, когда этот рассказ, став повестью «Один день Ивана Денисовича», после личного одобрения Хрущевым наконец увидел свет.
О том, как в «Новом мире» печатались «Матренин двор» и «Случай на станции Кречетовка» (1963, № 1), «Для пользы дела» (1963, № 7) и «Захар Калита» (1966, № 1), о том, как новомирцы во главе с главным редактором безуспешно сражались за публикацию «Ракового корпуса», и о том, как они вынуждены были отступиться от желания «пробить» роман «В круге первом», подробно рассказано в дневниках Твардовского, в солженицынских «очерках литературной жизни», в памфлете В. Лакшина «Солженицын, Твардовский и „Новый мир“», в воспоминаниях других участников этого легендарного сюжета. И остается лишь сказать, что упорство, проявленное редакцией, стало одним из главных триггеров в облаве на «Новый мир» и в его разгроме.
Причин, впрочем, и без того хватало. Лютость цензуры, агрессивное недоброжелательство партийного аппарата и писательского начальства раз за разом обрушивались не только на прозу новомирских авторов, но и на их статьи, вплоть до рецензий-коротышек. И небезосновательно – протест против бесчеловечного режима и казенной фальши надо было в прозе еще извлечь из художественной ткани, тогда как у критиков и публицистов этот протест проступал со всей наглядностью. Настолько шокирующей, что, например, программная статья И. Виноградова «Деревенские очерки В. Овечкина» (1964, № 6) напугала не только начальство, но и самого Овечкина, хотя, – вспоминает И. Виноградов, – там не было критики, обидной для него, но там было как бы обнажение его кардинального фундаментального противостояния всей нашей сельскохозяйственной политике. Очевидно, такая откровенность, такая прямолинейность ему показались опасными