Журнальный век. Русская литературная периодика. 1917–2024 - стр. 18
Вот и шло все ладно, пока уже после смерти Сталина редакция не допустила грубую политическую ошибку, напечатав в № 4 за 1954 год примечание П. Вершигоры к его статье «Братья по оружию», огульно опорачивающее научный труд Академии Наук УССР «История Украинской ССР» и являющееся недостойным выпадом против целого коллектива ученых, работавших над книгой72.
Сейчас трудно судить, не была ли эта промашка всего лишь поводом к незамедлительному увольнению из редакции Панферова и его заместителя И. Падерина. Возможно, прав В. Огрызко, и подлинной причиной было гомерическое пьянство Панферова, который только что так накуролесил во время депутатской поездки в Татарстан, что 12 апреля вынужден был оправдываться в письме к Маленкову: мол, «года три назад я дал Вам слово – не пить. Я выполнил свое слово, и все это время не пил», однако же от «неимоверной усталости» неожиданно для себя «сорвался – выпил», а теперь вину свою осознал и «хочу, чтобы Вы знали о том, что независимо от решения, которое будет принято в связи с этим, я никогда больше не прикоснусь к водке. Хватит!»73
Эти же аргументы он, выждав положенный срок опалы, повторит и в письме к Хрущеву от 25 мая 1956 года, когда вновь запросится в насиженное кресло главного редактора: «За это время я не только бросил пить, но даже и не выпиваю, что могут подтвердить сотни товарищей, знающих меня», а поэтому «не пора ли нам вернуть журнал „Октябрь“, дабы восстановить его традиции, заложенные еще когда-то Дм. Фурмановым»74.
На то она, впрочем, и власть, чтобы принимать решения не сразу. К посту главного редактора «Октября» сначала примеряли Бориса Сучкова, который, вернувшись из ГУЛАГа, хорошо зарекомендовал себя в роли первого заместителя В. Кожевникова по журналу «Знамя», затем взять бразды правления уговаривали Твардовского. И лишь в августе 1957-го вернули на место все-таки Панферова.
А в течение трехлетнего интервала между его отставкой и очередным пришествием в «Октябрь» редакцией управлял Михаил Храпченко, и это время для журнала было никак не худшим. Центральное место в нем, конечно, отводилось тому, что тут же рассматривалось как соцреалистическая классика: новая редакция пьесы Л. Леонова «Золотая карета» (1955, № 4), главы из второй книги шолоховской «Поднятой целины» (1955, № 5–6), очередные части эпопеи В. Закруткина «Сотворение мира» (1955, № 9–12), романы Г. Николаевой «Битва в пути» (1957, № 3–7) и М. Бубеннова «Орлиная степь» (1959, № 7–10)… Однако не забудем, что тут же печатался и К. Паустовский с «Золотой розой» (1955, № 9–10), весьма далекой от предписываемого канона.
Особенно, впрочем, выразительными были перемены в разделе поэзии, который в то время вел Е. Винокуров: поэмы 23-летнего Р. Рождественского «Моя любовь» (1955, № 1) и 24-летнего Е. Евтушенко «Станция Зима» (1956, № 10), стихи 18-летней Б. Ахмадулиной (1955, № 5), Б. Слуцкого (1955, № 2, 8; 1956, № 1) и Л. Мартынова, других первых звезд Оттепели. Даже журнал «Юность», инкубатор задиристой молодежи, еще мешкал, так что, по свидетельству Н. Коржавина, отдел поэзии, «благодаря тому же Винокурову – был лучшим в стране…»75
Что раздражало, конечно, «гужеедов» – почвенников и сталинистов, увидевших в «Октябре» при Храпченко рассадник формализма и вообще еврейского засилья. Поэтому и радость такая у них была, когда Храпченко, получив должность заместителя академика-секретаря в Академии наук, был в августе 1957-го снова заменен Панферовым. «Панферов опять стал во главе „Октября“ – это положительно: хоть один русский журнал будет», – 17 августа прокомментировал эту новость И. Шевцов в письме С. Сергееву-Ценскому