Жнецы Страданий - стр. 7

А Мирута не пришёл. Когда он узнал, что любимую забирают в Цитадель, за окнами уже стемнело.

Они выезжали рано утром. Мужчина на сером коне и девушка на пегой кобылке, которую креффу продал за две серебряных куны[20] староста.

Ярко светило солнце. Весна, похоже, утвердилась, завладела миром, и скоро на смену месяцу та́яльнику[21] придёт зеленни́к[22] с первыми нежными клейкими листочками и пробивающейся через разопревшую землю травой.

Лесана смотрела на толпу провожающих сквозь слёзы. На улицу высыпала вся деревня! Многие поглядывали на старшую Юрдоновну с удивлением, но во взглядах большинства читалась зависть.

Да чему ж тут завидовать-то! Едва исчезнет будущая обережница за поворотом, как все вернутся в родные избы, к привычным для себя заботам. Обедать сядут в том же кругу, что всегда, и спать устроятся, где привыкли. А что ждёт её? Где приклонит голову? Чем утолит голод? В чём найдёт утешение? Да и найдёт ли? От тоски и острой обиды, что ничего уже в жизни не будет так, как прежде, захотелось расплакаться, но в горле стоял жёсткий ком – не раздышишься.

Подошёл Мирута. Смущаясь столпотворения, неловко, как-то наспех, обнял Лесану и отстранился. Ей сделалось обидно, но ведь сватов он прислать не успел, потому, небось, постыдился целовать на глазах у всех.

Крефф терпеливо ждал, когда соотчичи[23] попрощаются с девушкой. Однако по скучному лицу становилось понятно: лучше с расставанием не затягивать.

Мать обнимала дольше прочих. Припала к дочери и заплакала. Горько, безутешно, словно по покойнице. Как ни держалась Лесана, а в носу сразу же защипало, и щёки мигом стали мокрыми.

– Пора, – оборвал поток рыданий спокойный голос креффа.

Кое-как девушка высвободилась из кольца ласковых рук и забралась в седло. Тронула поводья. Кобылка послушно двинулась вперёд. Лесана оглянулась. Родители, прижавшись друг к другу, словно в мучительной скорби, медленно шли следом. А за ними, держа за руки ревущих молодших, брела сестра.

Но вот крефф стегнул своего коня по крупу, и тот перешёл на резвую рысь. Родной тын стал быстро отдаляться, и последнее, что увидела девушка, прежде чем дорога сделала крутой поворот, – маму, прячущую заплаканное лицо на груди у отца. А потом всё скрыли голые чёрные деревья.

Долгий путь Лесане почти не запомнился. Мелькали стволы сосен, пахло землёй и влагой. В угрюмых тёмных ельниках кое-где ещё виднелись грязные корки лежалого снега, но ветер был тёплым и солнышко пригревало. Девушка ехала молча. Спутник её тоже не собирался завязывать беседу. Остро переживающая разлуку с домом Лесана не терзалась ни голодом, ни жаждой. На душе было так пусто, что всякая мысль, казалось, порождает только гулкое эхо и ничего больше. Но вот крефф придержал коня. Его спутнице пришлось сделать то же самое.

– Привал? – спросила она и лишь тогда с ужасом увидела, что солнце клонится к верхушкам деревьев.

Скоро ночь, а вокруг непролазная чаща: ни заи́мки[24], ни избёнки, ни землянки с защитными резами[25]!

От страха свело живот.

Обережник тем временем неторопливо спешился и шагнул в сторону раскинувшегося у дороги березняка. Девушка последовала его примеру. Схватив лошадку под уздцы, поспешила следом.

Ей было страшно. Хотелось стать маленькой-маленькой, забиться под кочку и затаиться до утра, обмирая от ужаса. Ночь! И нет крова, который даст приют.