Женская верность - стр. 28
Удовлетворившись осмотром обувки Акулины, поднял глаза: « С лопатой?»
– Как председатель велел. – Акулина протянула перед собой черенок лопаты, которую на ночь оставляла у дверной притолоки.
Сержант поводил натруженной ладонью по черенку: «Годится».
Отполированный за картофельную копку черенок хорошо запомнил Акулинины руки.
– Идёшь в ряд вместо убывшей. На месте всё сама увидишь.
–Становись!
Акулина вздрогнула и не сразу поняла, в чём дело. Но женщины быстро выстроились, как потом выяснилось, в том порядке, как работали. Одна из них потянула её за рукав: « Сюды тебе».
Сержант молча, серьёзно оглядывая каждую, обошёл строй.
Предупреждаю – немец рядом. Так что кому по нужде приспичит – никакого самовольства. Бегать, куда указано. Обед сегодня будет. Обещали солдатскую кухню прислать.
Женщины негромко переговариваясь, направились к выходу.
Сразу за оградой последнего деревенского дома Акулина увидела извилистую траншею, которая одним концом упиралась в берёзовый колок, а другим вплотную подходила к какой-то старой деревянной сараюшке. Перед траншеей возвышался земляной вал. Подойдя ближе, Акулина увидела, что траншея местами совсем мелкая, а местами её с головой скроет. Вдруг сквозь серое марево тумана на мокрую землю траншеи упал луч восходящего солнца. В берёзовом колке звонко защебетала какая-то птаха. И тут же, перекрывая звуки раннего утра, что-то жутко ухнуло, потом ещё, ещё…
Кто-то громко взвизгнул. Двое кинулись к сержанту: «Убьют тута, как бог свят, убьют!» Остальные молча спрыгнули в траншею.
–Поясняю для новеньких, – сержант сделал паузу, пережидая взрыв, – сюда снаряды не долетают. Но на случай какого шального сидеть в окопе и не высовываться во всё время обстрела. Ясно?
Акулина стояла, как вкопанная. Где-то там, под этими страшными взрывами, под пулями, в такой же холодной и мокрой траншее был сейчас её Тимофей.
– Господи, спаси и помилуй раба твоего Тимофея, Господи спаси и помилуй…
Акулина молча, спустилась в траншею и начала копать. Мокрая земля тяжелыми комьями липла к лопате.
«Землица! Сколько её Тимофей перепахал! Она должна помочь, спасти его в страшную минуту». – Мысли Акулины постепенно стали успокаиваться, и она, продолжая выкидывать на бруствер тяжелые комья мокрой земли, повернула голову к соседке: «В рост надо рыть. Може, наших мужиков спасаем. Да хучь и чужих. Може, и наших кто побережёт».
Но соседка не очень-то махала лопатой.
– Не жалься, Мотька! Не вернуться мужики живыми, от святого духа родишь?
Соседка по другую руку от Акулины воткнула лопату в землю и, отдыхая, облокотилась на черенок подбородком.
– Бабоньки, бабоньки, перекур объявлю всем. Вместях отдыхать будем, – сержант стоял крайним и вместе со всеми орудовал лопатой. И только тут Акулина заметила, что у него в том месте на галифе, где должно быть колено, расползалось бурое пятно. Она распрямилась, выгнула занемевшие шею глубоко и плечи, глубоко вздохнула и, как у себя на картошке, продолжала копать. Пот заливал глаза. Спины она уже не чувствовала. А сержант всё не объявлял перекур.
–Иван Фёдорович, очумел що ли? Побойся бога.
–Бабоньки, рядом долбють! Слышь – автоматные очереди доносятся? Негде будут мужикам зацепиться. Войдут немцы в деревню. Попробуй их оттуль выкурить!
Какое-то время все копали молча. Потом услыхали какое-то чавканье по просёлку.