Женская верность - стр. 24
Проводы решили устроить совместные: Ивану и Леониду. Когда посчитали всех гостей: Таврыз с Таврызихой, что жили с права от Родкиных, Пронины Иван и Людка, что жили напротив, Прокоп с Прокопихой, с другого конца барака, да самих восемь человек, стало ясно – за один стол, что приобрёл Тихон, все не поместятся. Принесли ещё один от Татьяны и попытались расставить собранные по соседству табуретки, места всё равно не хватало. Выход нашла Людка. Велела принести две широкие доски, из которых по обе стороны столов соорудили лавочки.
Высокая статная татарка – Таврызиха одела удивительной красоты монисто, собранное из мелких монеток, в каждой из которых было отверстие. Все эти монетки мелодично позвякивали у неё на груди. Низкорослый, кривоногий, с тонкими раздувающимися ноздрями Таврыз, вопреки своему обычному состоянию, пил мало и оставался весь вечер трезвый. Только выражение глаз у него становилось всё злее и злее. С белым билетом его в армию не брали. Болезнь свою он тщательно скрывал, но когда подослал в военкоматовскую комиссию знакомого мужика, чтобы тот прошёл вместо него, то ничего не вышло. За столом, накрытым белой простынёй, сидел участковый врач, который знал и Таврыза в лицо, и болезнь его. Таврызиха всё грустнела, с нескрываемой тревогой ожидая очередных вечерних побоев мужа.
Людка жалась к своему Ивану, украдкой заглядывая в глаза. Ему пока дали отсрочку. Хоть стройку и приостановили, но сделанное следовало законсервировать, а кое-то и продолжать строить. Ну-ка, Иван возьмёт паспорт и рванёт на фронт. С него станется. А тут такой пример! Родкин-то Ванька малолетка, а туда же!
Прокоп особенно не расстраивался. Они с молодой женой даже детишками ещё не обзавелись. И если в ближайшее время война не закончится, думал он, то и на его век хватит. Да и не особенно-то он туда стремился! Стрелок он был отменный и знал, как мгновенно обрывается жизнь. Прокоп и его жена походили друг на друга, как брат с сестрой. Оба маленькие, полненькие, черноволосые, узкоглазые. А еще он замечательно играл а гармошке. Да так по вечерам брал всех за душу, что вездесущий Илюшка стал у него потихоньку учиться.
Елена, взяв младшую сестрёнку на руки, ушла в комнату Прониных. Там было тихо, а ей пора было спать.
И только Надежда, превратившаяся из нескладной девочки в юную девушку: пышногрудую, голубоглазую, с копной русых кудрей на голове, всё пыталась растормошить застолье.
Устинья, сложив на коленях руки, мучительно пыталась удержать застрявшие комом в горле слёзы – не вздохнуть, не выдохнуть. Непьющая совсем, на этот раз проглотила несколько глотков красного вина, но и это не помогло. Душа замерла и никак отходить не хотела. Думала о сыне, который идёт на страшное побоище, о муже, которого и проводить-то толком не успела. Забрали срочно, почитай прямо с работы. Отпусти только за документами домой, переодели прямо в военкомате. На том вокзале, куда привёз их Тихон, погрузили в товарные вагоны и в тот же день, сформировав состав, отправили на фронт.
Татьяна дважды выходила из-за стола, зачем-то ходила к себе в комнату. Сидела на самом краю лавки, и невозможно было понять, что у неё на душе. Только ещё ниже опустила платок на глаза.
Иван и Леонид явно тяготились своим положением и особым вниманием. Поэтому когда Илья сказал: «Мамань, ребятам бы к друзьям, хоть на чуток…», – никто не возразил.