Женская верность - стр. 20
Время двигалось к осени. Но вечера были ещё светлыми и тёплыми. Над трубами барака вился дымок. Топили печи. Электроплитки редко кто имел. Да и что сваришь на одной слабенькой конфорке на большую семью! Поэтому вечерами даже летом подтапливали дровами печи, разогревали ужин и готовили еду на завтра.
Семья Устиньи собралась на ужин. Дощатый прямоугольный стол, покрашенный коричневой краской, чисто вымыт и уже накрыт. Посреди стола стояла большая алюминиевая чаша, до краёв наполненная бордовыми от свеклы, помидор и красного перца наваристыми щами. По краям стола лежали шесть ложек, две из которых деревянные остальные алюминиевые.
Во главе стола сидел Тихон. Слева Иван и Илья, справа Лена и Надя. С другого конца стола сидела Устинья. Ужинали всегда вместе, примерно в одно и тоже время, когда вся семья была в сборе. Устинья и Тихон ели деревянными ложками. У Тихона была своя – расписная, а Устинья никак не могла привыкнуть к алюминиевым ложкам, обжигалась, да и что зачерпнёшь в такую мелкую? Ели все из одной чашки, черпая каждый своей ложкой и подставляя кусочек хлеба, чтоб не капало. После щей пили чай с хлебом и сахаром. В гранёные стеклянные стаканы наливали заварку, доливали кипятка. Тихон брал кусок сахара, клал на ладонь и рукояткой ножа раскалывал на мелкие кусочки, деля на всех. Поужинав, он поворачивался к образам, которые висели на вышитом красным и чёрным крестиком полотенце в переднем углу, крестился, благодарил господа. Семья в это время тоже вставала и ждала, когда отец повернётся и кивнёт. Это значило – ужин окончен, можно расходиться. Молодёжь, перешучиваясь между собой, спешила на волю. Устинья собирала со стола, мыла посуду, вытаскивала ведро на помойку, которая вместе с уборной располагалась напротив входа в барак. По другую сторону этого санитарно-гигиенического комплекса располагался другой барак. Тем временем на одном конце барака собирались мужики: играли в карты, рассуждали за жизнь, доставали потайные заначки и бежали за самогоночкой или техническим спиртом. По тихой распивали, крякали, занюхивая одним на всех огурцом или коркой хлеба, и уже громче вели свои нескончаемые разговоры. Чуть позже, окончив домашние дела, на другом конце барака собирались женщины. Надев чистое платье и повязав на голову свежий платок, рассаживались на завалинке, негромко переговаривались, оглядывая молодёжь, расходившуюся кто на танцы, кто в кино, а кто просто пофорсить.
В этот день соседка Людка, красавица-кондукторша, работала в утреннею смену и, значит, давно должна была вернуться домой. Но её все не было. И Иван уже дважды выглядывал на крыльцо в надежде, что она пришла, да и заговорилась с бабами. Женщины, видя настроение Ивана, негромко обсуждали, что ждёт Людку. И хотя боязно было за неё, все решили, что поделом. Какой мужик – работящий, видный, не пьющий, а она вертихвостка! Весь барак, кроме Ивана, знал или догадывался, что она гуляет с шоферами. Но до сих пор ей как-то удавалось выкручиваться перед ним. Однако сегодня, когда смена уже четыре часа, как кончилась, все с тревогой ждали её возвращения. Только странное дело, жалели не обманутого Ивана, а Людку, которой, знамо дело, быть битой. Уже почти совсем стемнело, когда, тряхнув белокурыми кудрями и бросив всем: «Здасте», Людка впорхнула в тускло освещённый коридор барака. На завалинке воцарилась тишина.