Женская верность - стр. 15
В руках Илюшка держал за крышку распечатанную консервную банку, полную холодной и, правда, очень вкусной водой.
Развязав мешок, Устинья достала два ведра и отправила девчонок по воду. Когда Тихон вернулся, семья, умытая и причёсанная Устиньиной гребёнкой, сидела на завалинке.
–Наша двадцать третья! – Голос его звучал уверенно, а в глазах блестел тот же огонёк, что и у Илюшки, когда он принёс банку с водой.
Замка на двери не было, но с обратной стороны двери был прибит жёлезный крючок. С эти крючком, без замка семья Родкиных пережила в этом бараке много разных – счастливых и страшных дней.
Измученные долгой дорогой и неизвестностью, все были рады обретённому пристанищу.
Утро следующего дня началось со странного гудящего звука.
–Это заводской гудок, – пояснил Тихон, – пора на работу. – Он умылся, съел сваренную с вечера картошку в мундирах и вышел. Устинья, провожая мужа, направилась следом. Часов ни у кого не было, и этот гудок одновременно поднимал весь рабочий люд Бумстроя.
О-о-о!!! Да тут никак три, а может и все пять таких как наша, деревень! – Столько народу шло и шло мимо неё. – Куды же столь?
–На работу, тётка. Не боись, обвыкнешь. – Незнакомый мужик ответил на её невольный вопрос.
Весь день Устинья разбирала привезённый скарб. Ребятишки насобирали деревянных обломков от ящиков, каких-то палок и просто щепок – истопили печь, сварили картоху, накипятили воды.
Лёнка и Наська превратились в Елену и Надежду. Почему Надежду? Та только плечами пожала.
–Ты же Анастасия по докУментам.
–Мамань, ну то ж в Рязани, а тут пусть так зовут, – определилась младшая.
–Школа рядом. Учатся я все. Так что с сентября Иван и Илюшка в школу, а мы в ремесленное – учиться какому-нибудь делу. Там одёжу дают бесплатно. Кормят. А потом и на работу направляют. Мы с Надькой уже записались. – Елена поставила на печь утюг. За деревянную ручку подняла его крышку и насыпала нагребённых из печи углей. Достала своё единственное, сшитое Акулиной платье и на одеяле, разостланном на полу, принялась его гладить.
Устинья днём выяснила, что воду из колонки берут бесплатно, и сколько хочешь. Знай, таскай домой вёдрами. А большой деревянный дом через дорогу – это магазин. Товару там прорва. Всё продают за деньги и сколько хочешь. А люди ничего не хватают, так что к закрытию хлеб остаётся нераспроданным.
Вечером, когда Тихон вернулся, дома был полный порядок. Кровать собрана и заправлена. На стене прибита вешалка, на ней развешаны зимние одёжки и сверху прикрыты натянутой на верёвку цветастой занавеской. Для детей из оставшихся вещей сложена аккуратная лежанка, прикрытая сверху стёганным лоскутным одеялом. У стены возвышались привезённые подушки. Новый крашеный пол намыт до блеска. На стопленной печи укутан чугунок с картошкой.
–Накось! – Тихон протянул Устинье зелёную денежную бумажку. – Аванс. Бери, да иди в магазин за хлебом. Да соли прихвати. Я покель умоюсь. Как придёшь, вечерять будем. А завтра, я договорился, стол и табуретки на всех справим. С получки рассчитаюсь.
Слов у Устиньи не было. Она молча взяла деньги и пошла в тот самый магазин. Там долго прикидывала: взять только чёрный хлеб или ещё и булку белого прихватить? Наконец, взяла три булки чёрного хлеба и одну белого – с кипятком попьют.