Женская верность - стр. 17
Наконец, долгожданное письмо было получено. Акулина прочитав его первый раз, от волнения ничего толком не поняла. Прасковья, вытирая слёзы ладошками, просила:
–Сызнова читай. Старая я – ничего-то не понимаю.
И Акулина читала ещё раз и ещё раз…
Письмо было написано рукой Тихона и говорилось в нём, что обустроились хорошо, все живы – здоровы, но сильно о них беспокоятся. Ещё Тихон советовал продать всё, хоть бы и подешевле, но побыстрее и ехать к ним. Что жизнь тут не в пример легче.
Акулина как-то сразу успокоилась:
–Ему что? Хучь бы всё побросай. Вот ужо картоху выкопаем, весной продадим, Тимоха возвернётся, а там жисть покажет.
Но одному Богу было известно, что покажет жизнь.
Лето прошло в трудах и заботах о двух домах и старой матери. Кроме двух дочерей, вырастила Прасковья сына, который ещё до отъезда Устиньи в Сибирь, отправился в Москву на заработки, да так и пропал. Не было от него ни слуху ни духу. Родственники, которые сумели ещё раньше перебраться в столицу от голодной деревенской жизни, в ответ на письмо Акулины отписал, что однажды случайно видели его, но сам он к ним не приезжал и где он, и что с ним, не знают. Мать плакала и молилась о сыне.
Брата Прасковьи – Георгия судьба занесла на Украину, в город Сталино. Писал он редко, однако родню свою не забывал и в каждом письме советовал ехать к нему. Писал, что город, в котором он обосновался, шахтёрский. За работу платят хорошие деньги, а ещё уважение и почёт, которого в деревне, сколь не трудись, не заработаешь. Теперь Георгию стали приходить письма не только из родной деревни Покровское, но и из далекого Сибирского города Красноярска.
Наступила осень. Пришла пора капать картошку. Лишних рук в это время в деревне нет. И Акулина с рассвета до заката одна капала её родимую. Вилами подкапывала корень, обирала клубни в ведро и ссыпала в кучи, которые потом перетаскивала под навес. Картоху следовало просушить, перебрать и только потом опустить в подпол. К концу дня спина болела так, что Акулина, не разгибаясь, добиралась до бани, воду в которую натаскивала с утра, подтапливала её и тем спасалась, смывая солёный пот и разгибая спину в водяном пару.
Эх, спина – спинушка! Наверно, и ты память имеешь. Как-то через много лет в городской бане, где вода течёт, не переставая, и парная всегда наготове, зашла Акулина попариться, а спина – то и напомнила ей картофельное поле в Покровском. Никогда по жизни спина её не мучила, но и в парную она более не ходила.
Той осенью в Покровском уже приближались заморозки. А картофельному полю всё не было конца. Ежели продолжать копать, то можно поморозить уже вырытую, потому что хоть и лежит она под навесом, прикрытая кулями, но в подпол не опущена. А чуть прихватит – будет гнить и сластить, куда такую весной? Поэтому решила Акулина опустить картошку в подпол, а там как Бог даст. Будет на то его воля, продолжит копать, нет – спасёт, что сможет. Только вот как это сделать маленькой, тоненькой женщине? Обычная работа: один картошку в ведро насыпает и на верёвке опускает в подпол, второй внизу ведро принимает и высыпает. Потом всё повторяется снова. Но если Акулина ведро насыпает, то кто его в подполе принимает? Если она внизу, кто сверху нагрузит? Попробовала найти в деревне помощника – у всех осенью своих забот полон рот. Так и пришлось: насыпать, опускать, самой слезать, высыпать, вылезать… и всё опять.