Женская верность - стр. 16
В этот вечер впервые за много лет семья ела досыта хлеба, а потом пили кипяток, вприкуску с белым хлебом.
Засыпая, Устинья шептала: «Надо Кулинке с матерью завтра отписать».
–Отпишем, отпишем. Приду вечером с работы и отпишем.
Глава 4. Покровское
Ранее деревенское утро ещё только наступало. Сквозь ночные облака проглядывало светлеющее небо. А на востоке вспыхнул алый мазок восхода. Воздух был прохладен, и даже роса ещё не выпала. Но Акулина уже проснулась. В доме стоял серый предрассветный сумрак. Мать спала тихо, как ребёнок. Отсыпалась за всю свою трудную жизнь.
Наступила пора окучивать картошку. Письма от Устиньи ещё не было. Тимофей же отписал, что до части добрался благополучно и сильно по дому скучает, и вспоминает её каждый вечер перед сном. И снится она ему каждую ночь, и рад он этому очень. Ещё Тимофей просил продать его выходные портки и нанять работника, потому как столько картохи выкопать ей будет не под силу, а уж в подпол спустить – тяжельше некуда. А весной к посадке, може, на недельку помочь он и обернётся, ежели часть никуда не угонят. А осенью заканчивается срок его службы, и на тот год картоху он сам выкопает.
В деревне Покровское в алых рассветах и закатах догорало лето сорокового года.
Акулина справилась по хозяйству. Выгнала корову. Поставила на стол кринку молока для матери, взяла тяпку и направилась к Устиньиному дому. Решила начать с её огорода. С собой у неё было приготовлено три варёных картофелины, огурёц, да молоко в бутылке зелёного стекла, заткнутое тряпицей. Работала Акулина не разгибаясь. Так тоска меньше душу ела, да и всяким мыслям отбой был. Ну и работы, в самом деле – конца краю не видать. Когда задеревеневшую спину невозможно стало разогнуть, а старая кофта намокла от пота, хоть выжимай, а солнце разошлось во всю и пекло нещадно, Акулина присела на крыльцо Устиньиного дома, развязала свою котомку и приготовилась есть. Но от жары и усталости есть не хотелось. Казалось, конца краю этой картошке не будет. Но если не поесть, то и сил на работу не хватит. Помощи ждать не откель. Рассиживаться долго тоже нельзя. И маленькая тоненькая женская фигурка встала к очередному картофельному ряду.
Когда солнце поднялось в зенит, Акулина закинула тяпку на плечо и пошла к своему дому. Надо было проведать мать, да натаскать воды для полива огорода.
Прасковья сидела на завалинке и, не отрываясь, смотрела на дорогу. Видела она плохо, поэтому добиралась до места на ощупь, так что больше прислушивалась, но всё равно взгляд её был направлен на деревенский просёлок.
–Ты хучь поела? Сколь раз тебе говорить, что они только добрались! А там покель устроятся, покель назад письмо дойдёт. Чего ты себе душу рвёшь? Ослабнешь, куды я тебя потащу?
Никуда Акулина её тащить не собиралась. Сама переживала не меньше за Устинью и ребятишек. Тоска по дочери, разлука с Тимофеем заставляли её сердце то комом встревать в горле, то биться так, что дух перехватывало. Но мать было жаль. Нельзя было показать вид, что тоже переживает. Вот она и придумала, что, как Тихон обещал, Прасковью скоро заберут с собой, а на дальнюю дорогу нужны силы. На самом же деле Акулина для себя решила, что дух вон, а уж хотя бы картохой она запасётся. Ежели Устинья со своим выводком вернуться, то хоть с голоду не помрут. Ну, а ежели Бог даст, устроятся на новом месте, то вот Тимоха из армии придёт и будут решать, как там дальше жить. Тут оставаться али к Устишке ехать.