Желтые цветы для Желтого Императора - стр. 58
– Прекрати, пожалуйста! – одернул Харада, услышав хруст, с которым сжался его же кулак. «Пожалуйста» удалось добавить в последний момент, просто чтобы смягчить грубость. Мэзеки нахмурился. – Правда. Счастливее? Сложилась жизнь?! Ты что, оправдываешь Желтую…
– Я никого не оправдываю, – процедил Мэзеки. Его глаза снова блеснули, уже недобро. – Я лишь пытаюсь объяснить тебе, что было в голове у госпожи, любящей братьев и очень, очень ответственной. Чтобы ты не создавал себе и нам всем проблемы стычками с союзниками.
– Возможными, – сухо напомнил Харада и, повернув голову, увидел: Кацуо Акиро медленно встал. Мокрые перчатки он держал за кончики пальцев, а взгляд устремил на костер. Или на руины за спиной Мэзеки? – Да, по письму похоже, что она доверяла ему. Да, но…
– Но он пару раз набил тебе морду, и поэтому ты злишься, – тихо хохотнул Мэзеки.
– Ай, я тебя уже ненавижу и прирежу, как только мы освободим господина! – так же глухо рыкнул Харада, но мальчишка неожиданно улыбнулся и лениво отвел длинные пряди со лба.
– Ты уже веришь в наш успех. Похвально.
– Серьезно. – Харада вздохнул и пристальнее вгляделся в него. Было бы славно, будь все и впрямь так просто. – Малек, послушай! Это кандзё. Политический полицейский, который принял повышение от твоего врага. Да, он может в свете новых сведений хотеть мести за госпожу. Признавать, что присягнул предателю. Но точно так же может быть…
– …что он лжет, – закончила Окида. – Что плевать ему на письмо. Да, оно может быть подлинным…
– Оно подлинное, я уверен, я и общался с госпожой, и зачитывал ее письма господину в дни, когда он уставал, я бы отличил… – с напором перебил Мэзеки, но Окида, качнув головой, продолжила:
– …Вот только мне интересно, любил ли этот кан Ее Величество. Раз предпочитал жить самостоятельно, не принимал особо знаки участия…
– В письме есть еще важный намек, – напомнил Мэзеки. – Акио Акиро. Похоже, что он не просто так утонул. Юшидзу может быть причастен и к этому.
– А может, ублюдку и тут пле… – начал Харада, но Мэзеки качнул головой: хватит.
Кацуо Акиро шел к ним.
– В общем, – бросил напоследок Харада, метнув в Мэзеки раздраженный взгляд, – помяни мое слово: он к нам липнет, чтобы на подступах к городу почетно задержать при всем народе.
Он не сомневался: его услышали. Он и хотел этого, но, увы, кан не повел и ухом. На скуластом лице, где особенно выделялись острые крылья носа, длинный рот и глубокие тени под тяжелыми надбровьями, цвела удовлетворенная улыбка. Приблизившись, он бросил перчатки у огня, на камень, где Мэзеки уже сушил обувь, размашисто опустился в траву и спросил:
– Что обсуждаем? – Звучало почти игриво, рука уже тянулась к чану и последней плошке. – Почему так смотришь, господин зверюга? Не забыл, что это я поймал вам рыбу? Если это можно назвать рыбой, конечно.
Харада переглянулся с сестрой, с Мэзеки, но никто не ответил. Они молча наблюдали, как Кацуо ест, спокойно выуживая походными палочками все мало-мальски аппетитное. Вообще-то он был прав. Они приняли его помощь: и насчет рыбы, и насчет того, чтобы в принципе найти в паре обугленных домов и дворов уцелевшие… Кацуо назвал это «схронами». Прохладные подземные закутки, намного глубже обычных погребов. Там обнаружились кое-какая еда и утварь на замену всему, что осталось в рогэто. В доме Харады и Окиды такой тоже был, но названия не имел, и никто из шести детей в семье не знал точного места. Родители справедливо боялись, что вечно голодные сыновья и дочери, не беспокоясь о скудных зимах, просто слопают все запасы.