Желтые цветы для Желтого Императора - стр. 53
Потом были цветы. О, цветы… те самые проклятые лотосы, они снились мне, а потом я иногда находила их на подушках, просыпаясь. Я бранила слуг, допытывала часовых, но никто ничего не мог объяснить. Особенно страшно становилось, когда я находила еще мокрые кусочки тины на полу. Не будь наши боги строги к отлетевшим душам, не отправляй их сразу на перерождение или в Рой, я ведь правда решила бы, что это Акио, мертвый Акио передает мне привет. Сейчас, в свете всего, я предпочла бы, чтобы так и было. Увы. Едва ли.
Следующими были поцелуи. О, волчонок, тебе не понять, каково растить дочерей! Говорят, самый трудный возраст с шестнадцати, и так, наверное, у большинства, но наша семья какая-то неправильная. Я была дурной девчонкой в тринадцать, и Рури такая же. Ее дар с обретением женской сути взбесился, сама она снова, как до сближения с моими братьями, стала капризной и беспокойной. Но особенно мальчики, мальчики… Ох… Глаз ее все время на кого-то падал. Ненадолго, и это тоже казалось мне неправильным. Вот она, присев на камешек, мило беседует с сыном садовника, вот пробралась в кухонный черный ход поболтать с поваром, несущим фрукты, вот кокетничает с кем-то из стражи, не разбирая возраста, – а мне остается держать маску спокойствия и радоваться, что эти люди хотя бы не отвечают ей взаимностью, скорее пугаются. Рури, Рури… я бы относилась к этому проще, не скажи она однажды совершенную мерзость. Я ругала ее за очередной флирт, упрашивала быть тише еще хотя бы года три, а там мы подыщем ей супруга! Так знаешь, что она заявила в ответ на шутливый вопрос, за кого бы она хотела замуж? «За дядю Юши!» Тут же, конечно, поправилась, вспыхнув как пион: «За кого-то похожего». Ох… Мы быстро закончили разговор, но теперь каждый раз, когда Рури общалась с Юши или с любым мальчиком, я начинала думать об этом. И обращалась с ней еще строже.
Может, для тебя все это звучит как глупости испуганной, усталой женщины. Ты поднимаешь бровь, думая: «Ну и что?» Может, ты и прав, а я глупа и труслива. Ведь мы все еще здесь: Рури приглядела очередного мальчишку, наконец кого-то достойного – Мэзеки. Я не удивлена, он так похорошел! У него стали такие же тонкие красивые черты, как у Юши, он грациозен, силен и обходителен. Братья и племянники со мной, мы хорошо проводим время, не ведем двусмысленных разговоров, а вот цветы… цветы снятся мне в кошмарах. Да и вишни тоже.
Юши… Юши все так же чарующе красив, мрачен и устал. В обмороки он не падает, но во взгляде его я иногда ловлю что-то пугающее, в словах – боль. А еще он не очень-то уважительно отзывается о богах, заявляя немыслимое: что пора бы им перестать обращаться с нами как с прирученными обезьянками (обезьянками, именно так!). Однажды, под действием вина, он высказался прямее: хорошо бы боги забрали все свои мерзкие разрушительные дары, от Правил до вишен. Хорошо бы они, эти чужаки, всегда жившие на Святой горе, никогда оттуда не спускались и не мешали нам идти своим путем.
О волчонок… ты сам, думаю, понимаешь, какие это все тонкие материи, легенда о нашем с богами сближении действительно далека от трогательных сказок о детях и родителях. Но сравнение с обезьянами… пусть обезьяны – наша родня, пусть наши предки, едва произошедшие от них, и вправду лишь привлекли случайно божественное внимание, забравшись на гору и украв пару ценностей, чтоб обогреть пещеры… Это ведь неблагодарно. Мы всем обязаны богам. Чем, например, был Ийтакос, пока у нас не появились вишни? Непримечательной громадиной на задворках мира, где только и умели ловить рыбу, ткать да сеять рис. Большая мировая кормушка да прялка – так нас звали за глаза и храбрые мореходы физальцы, и игаптяне с их золотыми гротами и плантациями лекарственных трав, и утонченные гирийцы с их чудесными мраморными карьерами, самоцветными островами, пастбищами, оливковыми рощами… и где они сейчас, все эти цивилизации-гордецы? Распались на обломки, которые забыли половину собственных секретов, растеряли сокровища и славу. Я говорю это и брату, но он лишь усмехается. Потерял все уважение к нашему наследию.