Желтые цветы для Желтого Императора - стр. 51
За праздники он падал в обморок еще не раз, и выхаживать его вызывался сам Акио. Ему тоже было стыдно, он хотел разделить со мной вину и выказать благодарность, но сейчас я понимаю: не стоило. Не стоило ему сближаться с Юши. Не стоило отвечать на праздные, невинные вопросы: как живется Императору, что Император делает. Акио рассказывал бесхитростно: о городах, бодро вырастающих в Центре, о кораблях, спускаемых на воду, о новых больницах и гостях. О прибыли за вишню, об урожаях и улове Никисиру. Ты сам знаешь, таков был Акио: легкий на подъем, готовый на любую работу, не замкнувшийся, в отличие от тебя, даже когда ваша семья… прости. Я лишь к тому, что, не будь он моим супругом, тоже мог бы стать для Правого берега неплохим наместником, о чем Юшидзу ему и сказал, уезжая в тот год, и добавил: «Да. Вот бы поменяться местами… ненадолго». «Вряд ли Сати бы одобрила, – ответил мой добрый муж. – Но, если будешь болеть, пожалуйста, зови, я приеду сам. Помни, мы – семья». Юшидзу улыбнулся и пообещал: «Что ты, нет. Больше я не заболею, обещаю, я вас так не подведу».
Душа моя была не на месте. Что я сделала? Приказала кое-кому из старых слуг, уехавших с Юши, следить за ним и докладывать о его здоровье. Я знала: он будет молчать. Слишком горд, упрям, любит потрясать великолепием, ненавидит слабость. Так и вышло. Он молчал. Молчал, хотя обмороки начались, едва стали завязываться вишневые плоды; молчал, а на меня сыпались депеши: «Пролежал в горячке три дня», «Не ест четыре», «Пошла кровь из носа…». А ягод было много. Еще больше, чем в прошлый год, они наливались спелостью. Я металась по дворцу, пугая Рури плачем, я не знала, как смотреть в глаза Никисиру, если, например, Юши не станет… но первой сдалась не я, сдался Акио – и поехал к нему, не объявляя о визите.
С Юши он пробыл несколько дней, не застал ни одного обморока, да и выглядел брат хорошо. Был свеж, весел, целыми днями работал, а потом гулял. Акио не заметил в Юши ничего странного… поначалу, пока однажды тот не затащил его купаться в озеро близ старейшего на берегу сада, недалеко от дворца. Тогда-то Акио и заметил ее – свежую, большую рану у Юши на груди. Встревоженный, спросил: «Кто напал на тебя?» Юши отнекивался, но сам знаешь: в вопросах здоровья Акио было не переупрямить. Брат сдался: «Я сам. В грозовую ночь перед самым твоим приездом, здесь же, когда тоска и усталость затмили разум. Вот под тем деревом. – Он указал на самую высокую вишню, что нависала над водой, почти купая в ней ветви. – Но я остановил себя вовремя, как видишь. Прошу, не сообщай сестре».
Акио ничуть не утешился, наоборот. Он был потрясен тем, что его славный друг, да и пациент, в котором он видел много света, едва не свел счеты с жизнью. «Как ты мог?» – спросил он. «Даже императоры устают, разве нет? – отозвался Юши, взял его ладонь и приложил к своей груди, точно к ране. – Но все уже в порядке. Слышишь? Даже мое сердце бьется ровно». Акио показалось, что руку его обожгло – так он испугался, так спешно потребовал: «Обещай больше так не делать! Лучше уж я правда займу твое место, славная наследница у нас уже есть!» Юши лишь рассмеялся и больше о плохом не говорил, ну а вскоре Акио вернулся домой.
Как ты помнишь, на следующий день его не стало.