Жаркие пески Карая - стр. 49
Аленка с трудом отвела взгляд от Стехи, вытащила крошечную фотографию, осталась у бати от какого-то документа, сунула Гаптарихе.
– Такая только? Пойдет?
Та цепко ухватила, повертела, кивнула. А потом сунула под таз, видя, как Стеха медленно встала и пошла к столу, глядя в одну точку – туда, куда бабка пихнула фото. Гаптариха засуетилась, крепко обняла дочь за талию, и видно сжала так, что та ойкнула
– Кудааа. А ну, спать! Ишь выпучилась, нетыра. Я тебе попучусь.
Старуха ловко вытолкала Стеху в спальню, прикрыла дверь, накинула щеколду.
– Сейчас в окно выть начнет. Прямо нутром Лексея чует, как сучка течная. Хоть в погреб закрывай. Воск давай. Там, на полке.
Аленка вздрогнула от неожиданности, сняла с полки сверток с воском, положила на стол. И со странным страхом смотрела, как Гаптариха пробует пальцем острие ножа, ойкает, подносит пораненный палец ко рту, потом берет второй такой же и укладывает их крест накрест на таз сверху.
– Хорошо заточил, гад. Чуть палец не отрезала. Ты вот что, девка.
Гаптариха развернулась лицом к Аленке, и у той аж мурашки побежали по спине, настолько страшна была старуха – тощая, черная, с провалами вместо глаз, настоящая ведьма.
– Отвязка опасная, коль чего, помрет батя твой. А и без нее помрет. Так что сиди тихо, проси Бога, чтоб уберег.
Аленка сжалась в комочек в углу комнаты, и все вокруг нее плыло в мутном тумане. Она улавливала только отдельные слова. “Духа неупокойного…крестом ножевым…привязка мертвяцкая…” Гаптариха бормотала быстро, ее слова казались упругими и живыми, вроде крошечных черных птиц, которые порхали над волнующейся темной водой в тазу, и их отражения мутили блеск отточенной стали. Потом все враз прояснилось, Гаптариха лила воск в воду, и он скатывался с батиной фотографии на ножи, как застывающие слезы.
– Зароешь у реки. Да поглубже. Ничего не утеряй, вместе с ножами каждую капельку восковую похорони. Слова на бумажке вот написала, повторишь слово в слово. Потом сольешь на себя чистой водой из ведра, да Богу помолишься. Иди…
Аленка, прижав сверток к груди, бросилась по тропинке к реке. И когда она выбежала за калитку, то услышала, как тонко и пронзительно воет Стеха, и ее крик уносит ветер за Карай.
Глава 29. Отвязка
Аленке не было страшно. Она вообще не боялась своей реки, ни днем, ни ночью, на берегу она чувствовала себя легко и спокойно, она знала, кто ее бережет. Прижимая к груди сверток, который ей дала Гаптариха, она сбежала по дорожке вниз, к пляжу, нырнула под склонившиеся ветви старой ивы и побежала прямо по мокрому песку к небольшой заводи. Там Карай поворачивал свои воды чуть правее, прямо посередине образовалась отмель, похожая на круглый островок, узкий мостик был перекинут на ту сторону, и там, на той стороне было то самое место, где она решила закопать сверток. Уже было темно, прочитать Гаптарихину записку, наверное уже не получится, но Аленка твердо решила довести дело до конца, то что там написано она вдруг запомнила почти наизусть, врезались эти слова, похожие на песню, сразу и насмерть.
Перескочив мостик, она перекрестилась, сама не понимая откуда это у нее взялось, бабушка была неверой и внучку вере не обучала. А тут рука сама поднялась, сотворила крест, и Аленке стало сразу спокойнее, теплее на душе. Пробравшись сквозь прибрежные заросли к небольшому пятачку, покрытому нежной травкой, она достала из свертка острый совок, воткнула его в теплую землю, копнула. И услышала смех. Тот самый – колокольчик, ласковый и родной.