Жаркие пески Карая - стр. 39
– Ну вот. Бабу прошел, значит и мне можно. Вот тут сяду я.
Баба Клава опустилась на низкий табурет, вернее ляпнулась на него со всех сил, и Аленка испугалась – вдруг не подымется, беги тогда за Проклом.
Бабка аккуратно расправила юбку на огромных круглых коленях, угадывающихся по толстой тканью платья, как два средних по размеру арбуза. Бабу снова вскарабкался ей на плечо, сел истуканом, напрягся, глядя в одну точку.
– Тебе, может, чаю, баб Клав? Или мороженое, я в сельпо купила, холодное еще.
Баба Клава с жадностью поглядела на мороженое, лежавшее на блюде, хрюкнула, захлебнувшись слюной.
– Холодное? Давай.
Она с хрустом и шуршанием содрала бумажку с эскимо, в полкуса захватила его почти все, аж до палочки, но опомнилась. Отломила кусок, швырнула его прямо на только что вымытый Аленкой пол, скинула кота, и пиная его под толстую задницу подвинула к мороженому.
– Вкусное. Ну ладно. Я пришла-то чего. Ты, я слышала, с Алексея порчу задумала снять? С Гаптарихой этой, дурой? Так не выйдет у вас.
Баба Клава, пыхтя, отерла рот краем нечистого ситцевого фартука, ухватила Аленку за руку, усадила рядом.
– Я приворот хотела сделать, мачеха твоя попросила, уж больно ей за Лексея, папку твоего, замуж хотелось. Аж жопа горела. И то не смогла. Стена перед ним настоящая была, уж другой приворот ему душу сосал – Иркин.
Аленка слушала молча, у нее единственное желание было – отодвинуться подальше от этого кисельно-мягкого бока, чтобы не чувствовать эту нездешнюю вонь – и вроде гнили, и одновременно цветов да ягод.
– Мамин, ты имеешь ввиду?
Старуха утробно глотнула, протолкнув в живот сразу половину бутерброда с сыром, который Аленка приготовила себе на завтрак, потом снова вытерла рот и повернулась, в упор глянув на Аленку.
– Неприятно? Так ты не стесняйся. Вороти морду-то, вы сейчас все старших не уважать приучены. Ишь вы..
Старуха помолчала, потом взгляд ее из острого стал расплывчатым, усталым, она вздохнула.
– Мамин, мамин… Твоя мамка еще та ведьмака была, похлеще нас с Гаптарихой вместе взятых. Правда все по светлому, да и не пользовалась. Но раз не устояла.
Аленка растерянно слушала, отстраненно наблюдая, как ее второе мороженое тает на блюдце, расплываясь в бесформенную лужицу с берегами из тоненькой пленочки шоколада. И поганец Буба, подобравшись из-за широкой спины старухи, прижмурив от наслаждения плутовские глаза и прижав уши быстро шурует язычком, подбирая сладкую лужицу.
– Ты Стеху ту дурную видела? Она совсем без ума уж, а раньше разве такая была? Раньше от нее мужики без памяти ползали, а бабы готовы были ее своими руками удушить. Мамка твоя как раз замуж за батю вышла. А Стеха с Гаптарихой и объявились в селе.
Аленка удивленно смотрела на старуху. Ей и в голову не приходило, что Гаптариха с дочкой пришлые, ей казалось они были в селе всегда, как ветлы над Караем.
– Ага… На телеге их старый Аким привез, с вокзалу. Я как увидела Стеху, так языка лишилась. Чертова девка, картины писать только. Вся, как литая, загорелая, вроде цыганки, а волосы русые водопадом. Глаз, что у той кобылы, горит огнем, зубы из фарфора, да грудь колесом. Батя твой их встренул, он как раз тута, у сеструхи Анки был, крышу правил. А Ирка тобой ходила, на месяце седьмом была, не иначе. Может, меньше.