Жаркие пески Карая - стр. 36
– Хоть там бы она была… А то и там нет, детка. Совсем убежала от нас…
И вот эту могилу и увидела сейчас Аленка в черном пламени .
…
Гаптариха слушала молча. Сидела, ловила каждое слово, разглаживала на остром колене трухлявую ткань юбки. Потом отобрала у Аленки свечу, которую та уже совсем затискала во влажной руке, внимательно оглядела, и снова зачем-то понюхала.
– Да… Лучше б дура – Клавка со своим черным отродьем не лезла в это дело. Да она и не смогла ничего, куда уж против этого! Ты вот что!
Она как будто вспомнила, что в комнате Аленка, с силой ухватила ее за локти, усадила на лавку
– Приворот на твоем папке не простой. И не виноват никто, он сам себя приговорил. Сам приворот себе устроил, мертвую держит, не отпускает. Я попробую… И ты помоги.
Гаптариха вдруг крякнула, как старая гусыня, вытащила откуда-то из складок юбки трубку, помяла, сунула щепку в печь, в которой томился черный чугунок, закурила, пыхнув запашистым дымком прямо Аленке в лицо.
– К мамке пойди. Поговори с ней. Да не пучь глаза-то, знаешь о чем я. Ирка злой никогда не была, обид не держала. Вот глупая, что наделала, Стеху мою всерьез приняла! Стеху – дурочку. И я не уследила. Короче, скажи ей про батю, упроси. А то помрет мужик…
…
Домой Аленка шла в обход. Ей вдруг не захотелось нырять в теткин двор, потом идти по огороду – душный предгрозовой вечер давил грудь, теснил горло. А по Набережной идти было легче, свежая вода Карая дарила прохладу, а звезды над рекой множились и освещали дорогу. Аленка шла медленно, еле передвигая ноги. Босые ступни тонули в прогретой пыли, и идти было приятно, как по небу. Вот только в голове горело – Иринка, Стеха, батя… До Аленки только сейчас дошло – Иринка, это она – ее мама. Почему батя так старался огородить Аленку от любого воспоминания о матери, лишь изредка касался этой темы и тут же бежал прочь, как вспугнутый зверь – она в последнее время часто думала об этом, но ответ и ее пугал, и она его гнала тоже. И вот теперь разгадка рядом, но она совсем не готова к этой разгадке…
– Лягуш! Ну ты даешь, сестренка! Мы с Машей все ноги стоптали, мать за тобой послала, а тебя нет, да нет. Гулена! Небось уже кого-то присмотрела?
За широкой спиной Прокла топталась Машка. В сумерках она была похожа на сноп – как стройная и красивая девушка сумела так растолстеть и обабиться – загадка, но толстые ноги – столбы уверенно попирали землю, а круглый живот здорово угадывался из-под цветастого широкого платья.
– По заднице бы ей хворостиной. Бегаем тут уж два часа, ищем заразу. Проша! Ты б сказал ей. Сестра все-таки! Я устала, пить хочу, есть. Душно.
Машка верещала противно и тоненько, и Аленке снова захотелось, как тогда, много лет назад пнуть ее коленкой в толстое пузо, может быть заткнется, перестанет верещать.
– Ну ладно, Машуль. Гляди, она еле ноги тянет. На закорки хочешь, лягуш? Домчу, как на коняке.
Аленка прыснула, посмотрела в такие близкие и такие теплые глаза Прокла, и вся боль, весь страх последних дней растаяли, испарились. Она прижалась к его твердому боку, шепнула
– Ну вот еще…Коняка он… Пошли уже…
Глава 22. Вода
Аленка побродила по маленькой комнатке – теперь уж все забыли, что когда-то это была баня, домик стал жилым и обитаемым, сначала Софья с Проклом его обжили, теперь вот Аленка в нем поселилась – хорошо, уютно и на свободе. София с утра, в день Аленкиного приезда залетела сюда пулей, вещи свои оставшиеся покидала на расстеленное покрывало, скрутила в узел и утащила в дом. И Аленка вдруг почувствовала, что в ее дом, в родимый, их с батей, она больше не вернется, похоже, стала гостьей там, и это навсегда. В бане было прохладно, какая-то особенная тишина чуть звенела в ушах, но Аленке нравилось это, можно думать, вспоминать. Она поставила чайник на керосинку, София устроила здесь маленькую кухоньку, даже плита была настоящая, вот только печь топить не хотелось, да и ни к чему, развернула пакет с печеньем, который ей сунул Прокл, присела на табурет, задумалась. “Мать просить… Гаптариха пошутила что ли… Но такими вещами не шутят, вряд ли. А вдруг мама не услышит, не выйдет на берег, что тогда…И как это делать? Пойти на реку ночью, кричать в темноте, звать утопленников? Ведь страшно. Ужас, Аленка, наверное, никогда не сможет этого, сердце разорвется от ужаса… А вдруг откликнется не мама?”…