Жаркие пески Карая - стр. 28
– Да некогда мне, Лушк. Софья послала за батей, говорит он лекарство должен купить, а нет…
Лушка разом замерла, как будто ее выключили, села рядом, помолчала. Потом медленно повернулась, махнула в сторону бабкиного окна рукой.
– Ишь, клюв навострила, тут как тут. Ворона. Пошли…
Лушка протащила Аленку по улице. повернула в переулок к реке, остановилась под ветлой, перевела дух.
– У Горбатки его ищи. Она на Речной самогонкой торгует, там они и топчутся. Не знала ты…Скрывали…
Аленка прижала руку к груди – под рукой екнуло что-то неприятно, как будто треснуло.
– Что ты врешь! У какой еще Горбатки? Я про батю, ты дура, что ли?
Лушка жалостливо посмотрела на Аленку, отвела упавшую ей на лицо прядь волос
– Не вру… Он, как денег получит, всегда там. А седня платили им. Иди…
Глава 17. Горбатка
Пробежав по тропинке вдоль огорода, ласково тронув уже почти увядшие цветы сирени, потом миновав сад тетки Анны, Аленка вылетела на улицу. И сразу, как будто ворвалась в прошлое, в свое совсем забытое и такое светлое детство, которое она вдруг, так преждевременно совсем перестала ощущать. Лавочка у дома была все той же – широкой, корявой, немного покосившейся набок, но такой удобной, так бы и села, как раньше, поджав босые ноги, приткнула пятки сюда, в эти отполированные временем щели между досками, прижмурившись смотрела, как сквозь свисающие ветки вишен с уже набрякшими зелеными завязями проглядывает жаркое солнышко, а потом придремала уютно, чувствуя сквозь сон аромат прогретой воды и слыша смех ребят на Ляпке. Но не было больше детства этого, кто-то выдернул Аленку из ласкового прошлого, сделал совсем другой – не Аленкой, а Аленой, Еленой, не по годам взрослой, грустной, потерянной и чужой.
Аленка вздохнула, сорвала листик вишни, растерла его между пальцами, нюхнула… Эх, как сладко и горьковато запахло вишенкой, да так, что она не удержалась, нырнула в палисадник, воровато оглянулась, никто ли не видит, сковырнула янтарную капельку смолы и, сунув в рот, растаяла от удовольствия, куда там шоколаду, вечно лежавшему плотными стопками у бабушки в буфете. Вытерла руки о шершавую ткань юбки, снова огляделась и поймала взгляд тетки Анны сквозь мутноватое стекло окна. А та смотрела жалостно, как на сиротку.
Ляпка дышала жаром и беззаботностью. Разогретый июньским солнцем песок казался белым под лучами степного солнца, а вот вода Карая темнела прохладой, звала к себе, река узнала свою Аленку, манила под тени старых ветл, журчала призывно струями стремнины. Но Аленка не поддалась, дернула упрямо головой, так, что развалилась коса плотно скрученная в узел, и, стараясь не смотреть на пляж, пробежала мимо, выскочила на узкую дорожку между домами и берегом. Речная, как была, так и осталась улочкой-тайной, ничего не изменилось. Ветлы мели ломкими ветвями, касаясь пышной пыли дороги, темные кусты уже запыленной сирени подпирали палисадники, Аленке всегда казалось, что еще немного и она не протиснется в этих зарослях, или будет продираться сквозь кусты.
– Привет, снежинка. Вроде вот видел, а прям не узнать. Вез городскую барышню, а сейчас своя, деревенская. Ты куда – за батей?
Джура как будто проявился из воздуха – откуда-то из темных зарослей прибрежных кустов, вроде вышел из воды. Он стоял у края улицы, жевал пухлыми смуглыми губами тоненькую травинку, дрожал черными ресницами насмешливо, и Аленка увидела, что они у него такие густые и длинные, что отбрасывают тень на щеки. Она подбежала ближе, остановилась, кивнула.