Жаркие пески Карая - стр. 26

– Фьюиии. Не скатись, брильянтовая, погоди, помогу.

Снизу, перескакивая разом через две ступеньки, взбирался парень. Присмотревшись, Аленка поняла, что это мальчишка, только высокий, очень худой, вернее стройный и мускулистый. Кучерявые косматые волосы трепал степной горячий ветерок, отдувая их с упрямого чуть выпуклого смуглого лба, и тот самый вид настырного козлика заставил Аленку вспомнить – это же Джура. Повзрослевший, почти неузнаваемый, но точно – он. И лошадь, запряженная в телегу тоже его, Аленка помнила ее, ту самую, в яблоках, на которой этот заполошный мальчишка носился по селу.

– Сумку давай, а то свалишься вслед за ней. Меня отец твой послал, сам не смог. Дите у них болеет. Ты здорова стала!

Аленка вприпрыжку слетела с лестницы вслед за Джурой, уселась на лавку, накрытую половиком, а когда лошадь тронулась, с удовольствием вертела по сторонам головой, стараясь вспомнить забытые улицы.

Село совсем не изменилось. Такое же сонное в полдень, с ленивыми курами, порскающимися в молодой зелени, с воздухом, звенящим от жары и ароматом нагретой, только что родившейся полыни. Джура молчал, правил лошадь, и, когда они повернули на Аленкину улицу, звонко чмокнул, натянув поводья.

– Гляди – нас сюда заселили, прям рядом с вами. Теперь в соседях будем, мамка говорит – хорошо. Я тут стану, а сумку тебе дотащу, вылазь.

Аленка спрыгнула с телеги, ойкнула – земля уже накалилась так. что жгла ноги, попрыгала на месте и перескочила на траву. Джура поволок сумку к калитке, и в этот момент калитка распахнулась и …

… У Аленки странно захолонуло внутри. Этот огромный, плечистый парень в ее памяти оставался совсем не таким. А сейчас. Настоящий богатырь из старых сказок, вот только коротко стриженный, слишком загорелый и слишком чумазый.

Прокл сделал шаг навстречу, разом преодолев расстояние от калитки к дороге, схватил Аленку здоровенными ручищами, оторвал от земли и влажно чмокнул в нос.

– Лягуша! Ты что ли? А мне не сказали, я б на вокзал пришел! Да ты какая стала!

Прокл поставил обалдевшую Аленку на травку, покрутил из стороны в сторону, погладил по растрепавшимся шелковым волнам белокурых волос и вдруг смутился.

– Взрослая прямо. Не узнать. Пошли в дом, Ален, там мамка ждет. А батя на работе, к вечеру будет.

Он забрал у открывшего рот Джуры сумку, сунул ему что-то в руку, и поддал слегка под зад.

– Не стой, беги. Мамка сказала, пусть твоя к вечеру зайдет, она ей молока даст. За работу.

Когда Аленка вошла во двор, присела на лавку, криво пристроенную между выросшими почти до небес вишнями, чуть отдышалась в их тени и пришла в себя, то в ее душе разлился такой теплый покой, такая легкая радость, что вдруг откуда не возьмись потекли слезы, глаза защипало и предательски набряк нос.

– Ну вот! Я думал ты бОльшенткая стала. А ты все та же лягуша. Ишь, расквасилась! В дом пошли.

Аленка вдруг лишилась сил. Прямо вот вдруг, сразу подломились ноги, и хорошо, лавка оказалась тут, рядом, в то так бы и села на пол. Прошло-то всего ничего, и не заметила, как пролетело время, а эта комната – светлая, знакомая до последней трещинки на беленой стене показалась совсем маленькой, простенькой, как будто она увидела старое кино. Такие фильмы очень любил смотреть Михал Сергеич, открывал бутылочку пива, постукивал сухой рыбиной о край стола, и крякал прямо в экран, сочувствовал, переживал героям. А те ходили вот по таким половицам, как у Аленки в доме, подкидывали дрова в раззявленную дверку печки и переговаривались с ним о чем-то тихонько и доверительно. А вокруг Аленки стараниями бабушки сверкала новомодная мебель, подвески люстры чуть позвякивали над головой, а ноги утопали в пушистом ковре, по которому в строгом порядке ползли загогулины, похожие на червяков. И вот… Теперь и Аленка прыгнула в это кино…