Завещание Холкрофта - стр. 42

Он невольно задохнулся. Никогда он не видел этого лица, но вдруг он его узнал. Инстинктивно. Это было лицо Генриха Клаузена. Человека, который страдал тридцать лет назад. Незнакомого отца, с которым он заключил завет.

Холкрофт открыл глаза, стекающий на лоб пот падал на веки, в глазах защипало. Он понял еще одну истину, но пока не был уверен, хочет ли он ее признать. Те двое, что пытались убить его, сами нашли смерть. Ибо они захотели встать у него на пути.

На борту того самолета находились люди «Вольфшанце».

Портье отеля «Порту Алегре» вытащил из ящичка карточку брони Холкрофта. К карточке был прикреплен длинный желтый конверт. Портье отколол конверт и передал его Ноэлю:

– Это пришло сегодня вечером – в начале восьмого, сеньор.

У Холкрофта не было знакомых в Рио-де-Жанейро, и он никому не сообщил, куда направляется. Он разорвал конверт и вытащил записку. Гостиничная телефонистка сообщала ему, что звонил Сэм Буоновентура. Он просил его срочно позвонить, в любое время.

Холкрофт посмотрел на часы – полночь. Он заполнил регистрационный бланк и обратился к портье:

– Мне надо позвонить на Кюрасао. Это не очень затруднительно в столь поздний час?

Портье, похоже, слегка оскорбился:

– Только не для наших телефонисток, сеньор. Что касается Кюрасао, то я, право, не знаю.

Трудно сказать, у кого из телефонисток возникли затруднения, но лишь в четверть второго он услышал в трубке заспанный голос Буоновентуры:

– Кажется, у тебя возникла проблема, Ноули?

– Боюсь, это не первая. Что случилось?

– Твоя секретарь-телефонистка дала мой номер этому мешу из Нью-Йорка, лейтенанту Майлзу. Он следователь. Ну и развонялся же он! Сказал, что ты должен был поставить в известность полицию о своих перемещениях по стране, не говоря уж об отъезде за границу.

Боже, он совсем забыл! И только теперь ему стало ясно, как важно было это требование. Ведь стрихнин предназначался для него. Неужели и полиция пришла к такому же выводу?

– Что ты ему сказал, Сэм?

– Да я сам взвился. Только так и можно осаживать этих зарвавшихся копов. Я сказал ему, что ты срочно выехал не геодезические съемки в район возможного строительства, в котором заинтересован Вашингтон. На острова чуть севернее Панамского канала. Это все равно, что ничего не сказать.

– И он это съел?

– А что ему осталось делать? Он решил, что мы тут все дураки набитые, и я с ним не стал спорить. Он дал мне два номера, чтобы ты ему позвонил. Есть карандаш?

– Пишу.

Холкрофт записал два номера – телефон авиатранспортной полиции в Нью-Йорке и домашний телефон Майлза, поблагодарил Буоновентуру и пообещал связаться с ним на следующей неделе.

Дожидаясь разговора с Кюрасао, Холкрофт распаковал вещи. Он сидел в плетеном стуле перед окном и смотрел на белеющий во тьме ночи пляж и темный океан, в котором отражалась половина луны. Внизу, на коротком отрезке улицы, бегущей вдоль набережной, виднелись белые зигзагообразные параллельные линии: знаменитая Копакабана – «золотой пляж» Гаунабары. Однако в представшей его взору картине ощущалась какая-то пустота, но не оттого, что в этот час пляж обезлюдел. Открывшийся из окна вид был слишком красивым, слишком ласкающим глаз. Сам Ноэль никогда бы не стал застраивать так это место. В местном пейзаже отсутствовало своеобразие. Он перевел взгляд на оконные стекла. Делать было нечего – только думать, отдыхать да мечтать о том, как бы поскорее отправиться спать. В последнюю неделю ему плохо спалось. Наверное, теперь с этим будет еще труднее. Ибо теперь он знал то, о чем раньше не догадывался: кто-то пытался его убить.