Завещание Холкрофта - стр. 43
Это знание породило в нем странное чувство. Он просто не мог поверить, что кому-то понадобилось его убивать, что кому-то нужна была его смерть. И тем не менее некто принял это решение и отдал соответствующий приказ. Почему? Что он сделал? Это связано с Женевой? С его заветом?
«Речь идет о миллионах». Это были не просто слова ныне покойного Манфреди. Это было предупреждение. Это было единственно возможное объяснение. Произошла утечка информации, но неизвестно, насколько далеко она распространилась, кого эта информация касалась или кого могла разгневать. Как неизвестна личность человека – или людей, которые противились размораживанию счета в женевском банке, чтобы сделать его предметом долгой тяжбы в международном суде.
Манфреди был прав: единственно правильное решение состояло в том, чтобы выполнить все предписания так, как того и требовали три беспримерных человека, которых грозил уничтожить монстр, ими же и порожденный. «Следует искупить вину». Таков был символ веры Генриха Клаузена, и это было благородное кредо, ибо оно было праведным. Введенные в заблуждение люди «Вольфшанце» поняли это.
Ноэль налил себе виски, подошел к кровати и, присев на край, стал смотреть на телефон. Рядом с аппаратом лежал листок бумаги, где были написаны два номера, продиктованные ему Сэмом Буоновентурой. Эти номера должны были связать его с лейтенантом Майлзом из нью-йоркской авиатранспортной полиции. Но Холкрофт не решался позвонить. Он уже начал свою охоту, он уже предпринял первый шаг в поисках семьи Вильгельма фон Тибольта. Шаг? Да он сделал гигантский прыжок, перемахнув четыре с лишним тысячи миль. Теперь возвращатъся было поздно.
Предстоит так много сделать! Ноэль размышлял, хватит ли у него сил и энергии все это выполнить, сумеет ли он не заблудиться в незнакомом лесу.
У него отяжелели веки. Подступал сон, и он был благодарен судьбе за это. Он поставил стакан на столик, скинул ботинки и лег не раздеваясь. Лежа на кровати, он некоторое время смотрел в белый потолок. Ему вдруг стало одиноко. Но он был не одинок. Рядом с ним находился человек, который страдал тридцать лет назад, который взывал к нему. Холкрофт думал об этом человеке, пока его не сморил сон.
Холкрофт двинулся за переводчиком в тускло освещенную каморку без окон. Разговор вышел коротким. Ноэлю нужна информация о семействе фон Тибольт. Немцы. Мать и двое детей – сын и дочь – прибыли в Бразилию приблизительно 15 июня 1945 года; третий ребенок – тоже дочь, которая родилась спустя несколько месяцев после приезда, возможно, в Рио-де-Жанейро. В документах должна быть хоть какая-то информация о них. Даже если они пользовались вымышленными именами, в списках прибывших в страну в то время – плюс-минус две-три недели – можно обнаружить приехавшую в Бразилию беременную женщину с двумя детьми. Если же таких женщин окажется несколько, вот тогда возникнет проблема. Но по крайней мере он узнает хотя бы имя, имена.
Нет, это не официальный розыск. У них нет уголовного прошлого, и никто не собирается мстить им за преступления, совершенные тридцать лет назад. Напротив, это «благотворительный поиск».
Ноэль понимал, что ему придется давать объяснения, и один из уроков, которые он усвоил в консульстве в Нью-Йорке, гласил: пусть твоя ложь основывается хотя бы на толике правды. У фон Тибольтов есть родственники в Соединенных Штатах, солгал он. Это были люди, приехавшие в Америку в двадцатые и тридцатые годы. Многие уже умерли, и после них осталось значительное состояние. Конечно, чиновники в министерстве иммиграции захотят помочь ему найти наследников. Вполне вероятно, что фон Тибольты будут безмерно благодарны им… а он, со своей стороны, поставит их в известность о любезной помощи чиновников.