Запрет на любовь - стр. 43

– Пройдёмся по всем пунктам плана. Открываем тетрадь, записываем число и тему, – голос Шац становится громче. Это, своего рода, предупреждение, что мы ей мешаем. – Рассказ «Тёмные аллеи» Ивана Алексеевича Бунина.

– Можно сократить И. А.?

– Свободный, Иа – это персонаж из Винни-Пуха.

По классу проносится волна смеха.

– Не надо так делать, ради Бога! Потом сами в своих каракулях не разберётесь. Что за привычка всё сокращать?

– Так они и читают также, – бубнит Филатова, – по диагонали, краткое содержание, в лучшем случае.

– Экономия времени и сил, – отзывается Свободный.

– Прямой путь к деградации.

– Разговоры! Пишем, пункт первый. Главные герои. Ромасенко, кто?

– Не шарю, не читал.

– Приходько?

– Не знаю.

– Котов?

Глеб тоже молчит.

– Вы издеваетесь, товарищи выпускники?

– Главные герои рассказа: бывший военный Николай Алексеевич и хозяйка гостевой избы, Надежда, – цокая языком, отвечает Полина-ака-в каждой-бочке-затычка.

– Верно. Записываем. Абрамов, ку-ку!

Достаю тетрадь, но не открываю.

– Кто может пересказать сюжетную линию? Может быть, Зайцева, выбравшая литературу для сдачи ЕГЭ?

– Та блин…

– Жвачку выплюнь.

– Всё. Проглотила.

– Ох уж эта привычка глотать, – не могу не потроллить.

Пацаны ржут.

– Пошёл в жопу, Марсель, – типа возмутившись, швыряет в меня учебник литературы.

Макс отпускает очередную пошлятскую шутку на эту тему, но Матильда снова стучит по столу, громко призывая класс к порядку.

– Мы слушаем, Женя. Успокоились!

– Козлы, – рыжая поворачивается к Шац. – Так. На чём я остановилась?

– Ты ещё не начала.

– Угу. Значит… Эммм. В один из вечеров чувак-старпёр прибывает на своей бричке в ночлежку. Там его принимает и встречает Надежда, хозяйка дома. Короче, в процессе диалога эти двое узнают друг друга. Оказывается, опачки, что наш Николя мутил с этой тёткой тридцать лет назад.

– Ууу.

– Он её кинул? – Ковалёва отвлекается от телефона и смотрит на подругу.

– Да, прикинь? Он типа богатый был и женатый, а она бедная.

– Проза жизни. Поматросил и бросил.

– Абрамов!

– Ну а чё, получается, что так. Какие мужики уроды всё-таки, – подытоживает Вика, разглядывая ногти.

– Надька не смогла его забыть. Всю жизнь любила, ни с кем больше так и не смэчилась, – продолжает повествование Зайцева.

– Бедненькая. Надеюсь, Вселенная его наказала?

– Да.

– Ему жена рога наставила, вы в курсе?

– И сын негодяем вырос.

– Ой, батюшки! – Матильда резко хватается за сердце, глядя куда-то за наши спины.

– Твою маму…

Филатова вскрикивает.

– Офигеть!

– Вот рихнутая на всю голову!

Становится шумно. Пацаны и девчонки бесперебойно галдят. Шац подрывается со стула и мамонтом бежит к окну.

– Господи! Ох, ох! – встревоженно частит междометиями.

Да я и сам, когда вижу новенькую, шагающую за стеклом по парапету, такое существительное вслух выдаю…

– Абрамов! Ну-ка не выражаться мне здесь!

Встаём со своих мест.

– Джугели возомнила себя человеком-пауком?

– Щас как шандарахнется об асфальт, паук.

– Второй этаж.

– И чё? Этого достаточно для того, чтобы навсегда остаться овощем.

– Треш!

– Это вы виноваты, Ромасенко! Довели её! Мож она решила «того»? – часто дыша, тараторит Полина.

– Не мели бредятину, – наблюдая за Татой, отвечает Макс.

– Не орите! Замолчали все! – рявкает Шац, боязливо прижимая ладони ко рту.

Ребята затыкаются и тихо следят за передвижением Джугели.