Записки одессита: часть вторая – послеоккупационный период - стр. 12
Однажды кто-то из учеников на уроке спросил:
– Алексей Юрьевич, а почему Лещенко запрещен?
– Видите ли, слушать его ходили люди с душевным надрывом. А нам нужны оптимисты…
Кому это «нам» он не уточнял.
Неизвестно, на какие средства Алексей Юрьевич повел учеников нашей школы в кинотеатр имени Фрунзе, где шел фильм, снятый по пьесе Горького «На дне». Вероятно, своими собственными деньгами он оплатил сеанс.
Мы пошли с неохотой. Сами жили почти на дне среди инвалидов войны, беспризорников Костела и детей врагов народа. Однако игра мастеров нас поразила. Школьники, пережившие оккупацию, ощутили происходившее на экране частью свой жизни. Мы находились совсем рядом с Дном. Один неверный шаг – и ты в бездне. «Человек-то думает про себя – хорошо я делаю! Хвать – а люди недовольны…»
На выпускном вечере, когда все веселились, Алексей Юрьевич подошел ко мне и сказал:
– Толя, в твоем экзаменационном сочинении я исправил две ошибки. Если бы я этого не сделал, ты, возможно, не захотел бы учиться дальше. А тебе это нужно…
Я при всех с искренней благодарностью обнял старенького учителя.
Много раз после окончания школы я собирался навестить его, пока не узнал от одноклассников, что Алексей Юрьевич умер. Похоронили его на Втором Христианском кладбище.
На новом месте
Нашу комнату в большой коммуне на улице Жуковского 19 мама обменяла на комнату в 25 квадратных метров с балконом, нависавшим над центром маленького дворика, в районе Привоза. Единственным нашим соседом по квартире был отставной полковник строевой службы Федор Иванович.
До войны весь второй этаж нашего флигеля занимала одна еврейская семья – так рассказывали дворовые старожилы. В теплое время соседи общались громкими криками, выскакивая на свои балконы или террасы.
Впервые я вышел на балкон рано утром посмотреть, кто во дворе кричит, будто его режут. Оказалось, что это была обычная разборка соседей между собой. Семина мама имела что-то сказать маме Цили:
– Твоя Цилька не дает моему Семе готовиться к лекциям! – громко, на весь двор кричала мама студента медина, будущего акушера – моему сыночку нужна другая партия!
– Что, Сема поступает в партию? Поздравляю!
– Ты сдурела? Я говорю про то, что ему не нужно жениться на ком попало!
– Это моя Цилечка – кто попало?! – Мама решила защищать достоинство своей семьи до последнего – конечно, твой Семочка будет большим человеком, он и тепер студент.
– Ты хоть знаешь, что они делали вчера вечером? – закричала Семина мама – я побежала до тебе на второй этаж. Пока я дотёпала на своих больных ногах, так успела передумать. Пускай твоя Цилька сама расскажет своей мамочке…
– По-твоему, моя Цилечка – дурочка с переулочка? – Цилина мама уже поняла, о чем идет речь.
– Из песни слов не выкинешь, вот только хто будет петь? Если что, мы найдем на твоего Сему управу через народный суд!
– Как что – так сразу в суд! Ты сперва подумай. Что мой Семочка мог сделать плохого? Дай Бог, чтобы твой Изя мог делать такое каждый день! Я тебе не враг. Ты же на него не станешь подавать в суд?
– О… Сравнила! – успокоилась Цилина мама.
– А я помню, как ты ходила невестой с животом под подбородком – взорвалась Семина мама, – Сучка ты пархатая… И твоя Цилька тоже!
– Это ты про мене?! Как ты будешь мене смотреть в глаза, если мы породнимся?!