Записки нечаянного богача – 4 - стр. 20
– Сейчас мы поедем в дом к Белому Медведю, – загадочно-таинственный тон меня вполне устраивал. – А завтра на закате нас будет ждать Мсанжилэ. Ты подумаешь сама, Огонёк, что сказать при встрече бабушке, чем оправдаться перед ней. А я, белый Волк с Севера, послушаю. И если мне будет не по нраву твоя речь – привезу сюда и заставлю прыгать снова. Только ловить больше не стану. Боги присылают помощь тем, кто ошибся нечаянно. Нарочным дуракам они не помогают. Я всё сказал, Мотэ Мдого.
Она расцепила пальцы на рукаве куртки Головина и сползла на землю. На жёлто-красную землю родной саванны, по которой бегала босиком малышкой. Подняла неожиданно светлые, орехового оттенка, глаза на родное Солнце, что гладило её по мокрым щекам, протягивая свои лучи сквозь крону акации. Совсем такая же росла у хижины, где она родилась. И где до сих пор жили её родители. Слёзы лились ручьём.
Где-то вдали, слева, раздался звук двигателя. И это едва слышное далёкое жужжание мгновенно материализовало в руках у Тёмы и Илюхи по пистолету. И – да, у морпеха и вправду пушка была больше.
– Ждём кого, Умка? – когда Головин начинал говорить таким скучным тоном, у меня начинались одновременно изжога и тахикардия.
– Звук знакомый, вроде, – ровно тем же самым голосом отозвался морпех. И вдруг с места взлетел до нижних ветвей, одним движением рук вскинул себя выше и замер, чуть сдвигая листву, всматриваясь во что-то со стороны приближавшегося шума. Когда его хромированная гаубица занырнула в кобуру, я разглядеть не успел.
– Свои, Башка, – уже нормальным, человеческим языком сообщил он сверху. Тут же, впрочем, скользнув обратно на землю. И опять как призрак – листья и ветки произвели больше шуму, чем крепкий мужик, приземлившийся метров эдак с трёх.
– Свои все здесь, под деревцем, – недоверчиво произнёс Тёма. Заставив внутреннего реалиста вздрогнуть и присмотреться к нему ещё внимательнее.
– Я этот борт знаю. Я его сам купил, сам доделывал и сам чиню. Если он с моего двора досюда без Маньки добрался – то, значит, ни двора там не осталось, ни Маньки. Ни ваших, – ровно сообщил Илюха. И неожиданно отступил на шаг назад, напоровшись на взгляд Головина. А потом шумно сглотнул и ещё отшагнул, едва глянув на меня. – Но маячки молчат, значит, дома всё штатно, мужики! Точно вам говорю!
– Гаси фары, Волк. Умка пошутил. Несмешно. Как медведь. Северный, – размеренно, с явным трудом выговорил Артём. Между словами вдыхая жаркий африканский воздух. И выдыхая его ещё более жарким. Мотэ Мдого смотрела на меня с каким-то священным ужасом.
– Ты не шути так, пожалуйста, больше, Илюх, – я провёл ладонями по лицу, будто скидывая каменную маску, в которую оно превратилось при словах «ни ваших». Каменную маску беспощадного ночного демона с пылавшими жёлтым глазами.
– Да ну вас нахрен, вот что я скажу! Один страшный, как сто чертей, так ещё второго с собой притащил, хуже даже! – недовольно сообщил морпех, скрывая за громким твёрдым голосом смущение и, возможно, даже некоторую опаску. А мы с Головиным недоумённо переглянулись, враз натянув одинаковые лица «святой простоты», вроде как удивляясь искренне – кого это из нас, лапочек, так забоялся сверхсекретный диверсант?
– И хорош тут уже глазки строить! Видали мы таких: с виду сирота казанская, а у самого у одной руке кистень, в другой пятачок заточенный! «Мы ребята-ёжики, в голенищах ножики» – самая про вас песня, – продолжал сердиться он.