Записки на кардиограммах - стр. 5
Мальчишкой отсидел в немецком концлагере.
После войны шел за третий сорт – был на оккупированной территории.
Никаких справок. Паспорт выдали лишь в шестьдесят первом.
В девяностых немцы, раскаявшись, прислали извещение на пособие.
А в департаменте его не нашли в списках.
И попросили подтвердить документами.
Он закатал рукав, показал номер.
Предъявил письмо из Германии.
Сказали, что недостаточно.
Ну, плюнул.
Через пятнадцать лет проблема – недоуплачен налог с пособия.
То есть кто-то за него получал.
Изловчился.
И нынче, поди, ленточки георгиевские повязывает.
… лядина.
Доктора, одержимого православием, фельдшера избегают – неловко, говорят, за него как-то перед больными…
Концерт Шнура в Ленсовете.
Пьяные, потные, полуголые, неуправляемые имбецилы.
Летающие бутылки, битые черепа, облака табачья.
Кровь, моча, разлитое пиво.
Хрип и корчи со сцены.
И мат.
Отовсюду.
Со всех сторон.
Вакханалия матерщины.
Увозили сразу троих и чуть не подрались с ними в салоне.
Сдали, отзвонились – опять туда же!
Ну уж хрен!
Взяли остановку в пути, – видим, мол, тело на тротуаре, проехать мимо клятва Гиппократа не позволяет, – а сами зашхерились у Ботанического и минут сорок только в себя приходили.
Болтают, Шнур нынче в оперу подался и там, по слухам, всю труппу очаровал.
А меня вот, как вспомню, до сих пор передергивает.
Молодые мамы, заспавшие новорожденных.
Обнимут его во сне, а он под тяжестью руки задохнется.
Маленький же еще.
Раза три попадал – полпачки потом выкуривал, в один присест.
Перевернулись на скорой.
Легли на бок и, вращаясь, еще метров тридцать проскрежетали.
Остановились, выбили люк в крыше, вылезли.
Первое, что увидели, – руки с мобильниками.
Фотографируют!
Человек десять, не меньше.
Корячились, извлекали больного – никто не помог.
Ходили кругами, ракурсы выбирали.
Муть стекол.
Скелеты перил.
Бред поколений маркером по стене.
Аварийное освещение, мочало проводки, лишаи извести.
Аммиак и кошатина.
«Оно никогда не настанет!» – закричал вдруг Пилат…
Псих в равной степени и всемогущ, и беспомощен…
Коллеги. Везли бомжару в больницу и метелили его всю дорогу. Крики писали на диктофон. Вечером пили чай, слушали и смеялись под тортик…
Одной фразой?
Пожалуйста.
– Не, не поедем. Мы вас лучше еще раз вызовем.
Люди безумны…
Отступление
Был Рим. Держал мир в кулаке. Строил города, дороги, знания умножал. А потом кончился. В одночасье. Забыли всё. Тысячу лет жгли людей, молились на деревяху и испражнялись там, где приспичило…
Питер. Метро. Технологический институт. Даты на стенах: первый спутник, ядерный синтез, оптический генератор – полвека назад.
А ныне только: хлеба и зрелищ!
Один в один.
Настораживает.
Testimonium paupertatis[2]
– Че… лядь, до… уя умный?
Повседневное
Бить нельзя их, а не вникнут – разъяснять…
Классическое
Вызвали ночью и не хотели пускать, пока документы не предъявлю…
Умер Углов.
В аккурат на первомедовский выпуск.
Санитар морга промеж молодых докторов.
Слегка подшофе:
– С академиком сфотографироваться не желаете?
На глаз – месяц запоя.
А уверяют – три дня.
– Мужик, давай честно?
– Ну, может, четыре…
Насмерть стоят.
Никакие.
Аж ссутся непроизвольно.
Но – поголовно:
– Д-да я тока бутылку пива с-сёдня…
Еще раз:
Синь темнит.
Медик догадывается.
Обязан.