Записки на кардиограммах - стр. 22

– Охренел народ, не иначе.

– И стар и млад причем. У нас, к примеру, Иллюзия Свербло есть.

– Что-что у вас есть?

– Иллюзия Свербло, шестьдесят три года. Каждую ночь вызывает, сука рваная, реланиум хочет.

И сразу следующий:

– А я однажды ДТП обслуживал, так там цыган был – Ихтиандр Свиногонов.

– Да ладно гнать!

– Ты Ленечку Старикова знаешь? Вот он подтвердит: сидит парниша, жалуется на боли в груди, я ему: вас как зовут? А он замялся так, на секунду, и говорит: называйте меня Саша. Беру паспорт – Ихтиандр! – еле сфинктеры удержал. А еще мы как-то у Пенелопы Потаповны Ратгаузен были.

Хмыкают.

– В Швеции режиссер есть, Лукас Мудиссон. Прикинь, Аля, замуж тебя такой позовет: «Дорогая, давай поженимся. Уедем в Стокгольм, ты там Алевтиной Мудиссон станешь».

– Очень смешно.

По-моему, да.

– А я когда учился, к нам на нефрологию привели девчушку по фамилии Безденежных. У нее пиелонефрит и аномалия развития почки – два мочеточника. Всего, стало быть, три. Ну, то да се: УЗИ, анализы, тра-та-та… а вот посмотрите, коллеги, интересная особенность: наряду с характерным для пиелонефрита заполнением лоханок видна аномалия… девочка и так впечатлительная, а тут ее еще и прогрузили по полной – заплакала. Препод ее так приобнял: не расстраивайтесь, говорит, ну и что, что вы Безденежных – зато у вас три мочеточника…

– Начмед!

К нам приближался Коля Третьяков, замглавного по медчасти, непримиримый, как бен Ладен, борец с нарушителями дисциплины. Немного не доходя, Коля, одетый в новую форму, уселся в продавленное кресло, извлек из папки историю и стал скрупулезно заполнять многочисленные графы. Народ прикрутил громкость, веселость пошла на убыль, и кое-кто потянулся к телефону отзваниваться.

И тут в холл ввалился Рубен и, не замечая начмеда, обратился к Северову:

– Слушай, целый день езжу, да? С порога услали – штаны не дали переодеть!

Рубик-джан и впрямь наполовину состоял из гражданской одежды.

– Одного в больницу, второго в больницу, третий вообще в коме! Потом туборга на Тореза[21], а потом снова сюда. Дай направление, слушай, не знаю, когда на станцию попаду.

Веня протянул ему пару бланков.

– По какому праву вы передаете записанные на вас направления на госпитализацию?

Северов глянул через плечо:

– По праву сильного.

Коля ростом с собаку. Его еще, когда он диссертацию защитил, «доктором кукольных наук» прозвали, и Венина реплика его, мягко говоря, покоробила: пожелтел, закаменел скулами и стал катать по ним мощные желваки.

– Я – начмед скорой помощи Третьяков. Ваша фамилия и номер подстанции?

– Фельдшер Светин, эсэмпэ[22] Всеволожска.

– Я немедленно поставлю в известность вашего заведующего.

– Пожалуйста. Восемь-гудок-двадцать семь-ноль-два-ноль-четыре-двадцать пять.

Веня неторопливо направился к выходу, показав мне глазами: сиди, не светись. Мудро – Третьяк меня знал, да и публика после этого рассосалась, так что я улизнула вместе со всеми.

– Ну все, кранты тебе, док. Колюня злопамятный.

Северов придвинулся и негромко заговорил:

– Представь: низкое небо, ветер, несущиеся над землей облака, – он вещал, словно актер в радиопостановке, – мокрые листья в черной воде каналов…

Тепло дыхания у самого уха; кожа цепенеет внезапным ознобом и, срываясь, молотит пульсом в висках.

– … каре сотрудников, барабанная дробь. Начмед, подпрыгивая, срывает с меня светящиеся полоски и, встав на стульчик, ломает над моей головой носик двадцатки