Записки из Торфянска - стр. 7
Через полчаса вставший в туалет Петрович подошел к окну и довольно усмехнулся, глядя, как полицейские и врачи возятся с трупом. Делая новую затяжку, он приговаривал:
– Хороша была девка, да только быстро кончилась. Теперь мы в ее комнату Ваньку поселим, будет хоть друзей приводить. А нам с Маринкой посвободней будет, займемся личной жизнью наконец.
Луну затянуло темно-серыми облаками, с неба медленно падал мокрый, противный снег. Завтра должны были начаться занятия у студентов, вернувшихся с зимних каникул.
Дитя смирения
Светало. Персикового цвета солнце вставало над холодной землей, пробуждая певчих, трубивших о начале дня. Вдаль уносилось шоссе, по которому не переставая мчались фуры, груженные древесиной или просрочкой для жителей Торфянска. Деревенские, мимо которых и проносились громадные грузовики, облизывались, словно лисицы из басни Крылова, сетуя на то, что «Пятерочка» открывается только в городах. И деревенским хотелось вкусить плоды цивилизации, находящейся так близко и так далеко одновременно, как и фуры, не сбавлявшие скорость на трассе.
Медленно просыпался лес, в котором истоптали ни одну тропинку местные и пришлые жители. Как и полагается, в нем росли и ели, и сосны, и березы, и даже столетние дубы. Даже удивительно, как их до сих пор не вырубили и не пустили в оборот смекалистые дельцы, давно паразитирующие на остатках государственности. В каплях росы важничали и играли друг с другом лучи солнца. Оно все больше проникало в городской лес, освещало прежде темные уголки. Городским его называли лишь потому, что с недавних пор лес включили в черту города, хотя и находился он в добрых десяти километрах от центра, где чин по чину стоял всеми обожаемый и ненавидимый одновременно старик с кепкой в руке, указывающий путь в никуда.
Солнце прожигало горячим взглядом все вокруг. Наконец лесная мгла скрылась, и стал виден обклеванный птицами труп женщины средних лет. Она болталась в петле, повешенная после жестокой расправы. Один глаз был выклеван старым вороном, следившим за порядком на той самой поляне, где и висела милая простушка. Серебряного цвета туфельки были выброшены в канаву вместе с сумочкой, купленной в одном из магазинов на торговых рядах, недалеко от Советской площади. Платье в цветочек изорвано и порезано, причем невооруженным взглядом видно, что руку к убийству женщины приложил профессионал, а быть может, и профессионалы.
Конечно, жестокими убийствами трудно удивить жителей Торфянска, уже привыкших к вечерним сводкам в телеграм-каналах, где скрупулезно подсчитывали и смаковали каждую цифру. Десятки и сотни ограбленных, убитых и ставших жертвами насилия по всей стране, униженные и оскорбленные – все они давно стали семьей, пускай не по собственному желанию. Семьей обделенных вниманием со стороны равнодушного общества, полюбившего запираться в своих ничтожно крохотных и оттого ненавистных квартирках.
Индивидуальный террор – атавизм, с которым хоть и неохотно, но борются. Коллективный же, более опасный и всеобъемлющий, столь западает в душу некоторым, что большинство лишь разводит руками и призывает примириться. Принять как должное пропажу людей и появление на их дверях квартир больших черных квадратов предлагают не только в книгах и телешоу, но и в разговорах, как бы невзначай. Любительницей таких разговоров была и Елизавета Ивановна Перепелкина.