Замолкший телефон. Роман - стр. 8

К удивлению Николая, все мужики – квалифицированные работяги – согласились. А ведь в школе твердили, что рабочий класс – главный оплот в строительстве коммунизма. Что ведёт он за собой в «светлое будущее» колхозное крестьянство и социалистическую интеллигенцию. Что именно в нём родная коммунистическая партия черпает свои лучшие силы. Промолчал, уж больно разгорячились мужики.

Без трёх минут одиннадцати из здания выскочила пышнотелая особа. Запахнув халат, вприпрыжку устремилась к «женскому корпусу». С тех пор повелось: до одиннадцати кто-то из «взрослых» уединялся в палате с временной подругой. Только Коля никого не привёл. Он видел плотоядные взгляды, бросаемые на его молодую, стройную, мускулистую фигуру дамочками. Но, они казались ему слишком старыми. Уступил последнюю ночь на турбазе тому же Валерке из Пензы. Правда, на сей раз он затащил в койку башкирку из Уфы.

Вернулись в Москву. Надлежало определиться с работой. Вспомнил мемуары великого певца Федора Ивановича Шаляпина. Тому папаша нередко говаривал:

– Работай, сволочь! В дворники иди! У них всегда есть дело.

Увидев объявление у кинотеатра «Октябрь», всего в пяти минутах ходьбы от дома, что требуется помощник дворника направился туда. Вспомнил уничижительное: «Он работает старшим помощником младшего дворника». Всегда считал это хохмой. С удивлением обнаружил, что есть и младшие дворники, и просто дворники, и даже старшие дворники. Правда, ни младших, ни старших помощников дворникам не полагалось. Нанялся помощником. Взяли охотно. Сказали:

– Сейчас лето. Работы мало. Поэтому зарплата шестьдесят рублей. Чем ближе к зиме, тем больше будет жалованье. Зимой все двести целковых будешь зарабатывать.

Единственно, что напрягало – необходимо вставать пораньше. В шесть утра подмести окурки и бумажки набросанные за ночь, полить из шланга асфальт. Потом несколько часов перерыва. В полдень снова подмести, а если особенно жарко – полить. Опять несколько часов перерыва, снова работа метлой. К вечеру опять подмести, полить. Зато хватало время почитать книги, смотаться в кино, созвониться с друзьями. Их номерами Коля заполнил местно на обоях рядом с телефоном, стерев ластиком то, что годами писала покойная Матвеевна. Кстати, он лихо отклеил бумажку, коей опечатали дверь в комнату покойной. Напрягся, перетащил к себе большой шкаф чёрного дерева итальянской работы семнадцатого века. Спросил у Ольги не нужно ли чего?

– Ничего не надо! Наверняка Матвеевна приобретала вещи в магазине, где торговали имуществом, конфискованным у «врагов народа». Хотя, вот эту банкетку с позолоченными ножками и красным сиденьем тащи к телефону! Надоело сидеть на раздолбанном стуле. Бабка говорила, что банкетка из дворца. Точно, при Сталине разживалась вещами расстрелянных.

Между тем, тревожные вести приходили из братской Чехословакии. Средства массовой информации трубили, что там рвутся к власти противники социализма. Они готовы пустить на территорию страны блок НАТО, который таким образом окажется на границе Советского Союза. Ругали руководство коммунистической партии и государства, неспособных противостоять агентам мирового империализма. А куда им было деваться? Не желали чехи и словаки жить в условии тоталитарного режима. Хотели свободно разъезжать по миру, зарабатывать в капиталистических странах, в любое удобное для них время возвращаться на родину. Писатели с поэтами хотели писать, что им интересно, а не что им закажет государство. Режиссёры хотели снимать и ставить на сцене интересные им фильмы и спектакли. Ну, а народ хотел смотреть, читать, слушать то, что интересно ему. Да и развить частную инициативу тоже было бы неплохо. Многие даже не помышляли о капитализме, а желали «социализма с человеческим лицом». Советское руководство вразумляло «чешских товарищей», но они реально утратили контроль над ситуацией в стране. Тогда, в августе 1968 года в Чехословакию вступили советские войска. Руководство страны было заменено «стойкими марксистами-ленинцами», понявшими, что военную мощь СССР не остановить, но можно смягчить тяжесть оккупации. Словаки, считавшие, что «старшие братья» – чехи их эксплуатируют, отнеслись к вторжению спокойно. В чешских городах народ вышел на улицы. Только их плакатики, да национальные флажки оказались ничем перед сталью танков. Кучка советских граждан, названных на Западе «узниками совести», попыталась противостоять интервенции. Они разбрасывали в общественных местах рукописные листовки, приковывали себя к перилам в театрах, вздымая не прикованными руками плакаты с требованием свободы Чехословакии. Их быстро раскидали по психушкам. Хоть статья «Антисоветская пропаганда и агитация» кочевала из одной редакции уголовного кодекса в другую, применить её поначалу не решились. Помнили с какой гордостью сравнительно недавно Хрущев заявлял, что в Советском Союзе не ни одного политического заключённого. Пройдёт год, и её начнут использовать вовсю. Станут сажать даже за политические анекдоты и частушки. Ну а тогда большинство народа, под влиянием средств массовой информации гневно клеймило чешских контрреволюционеров, поддерживала военную помощь, оказанную народам этой страны. Даже подруга Ольги – закоренелая «контра» и собирательница антисоветских анекдотов – еврейка Аня сказала: