Забвение - стр. 25
Джеймс первым нарушает тишину, фыркая и вытирая кровь с губ о плечо:
– Ну вот мы и познакомились не с рейдерами, с чокнутой семейкой. С инцестом, религией и газовой камерой в одном комплекте.
– Джеймс, – произношу я, – сейчас не время для этого.
– А когда, Шоу? Когда нас привяжут к крюкам, как свиные туши? – он усмехается, но в его голосе слышится дрожь, злость и отчаяние. – Лучше я сдохну со словом «ублюдки» на губах, чем в тишине.
Ник поднимает голову. Его глаза всё такие же тёмные, и Джеймс тут же замолкает, но из-за ситуации в целом, а не из-за того, что Ник попросил, скорее приказал.
– Заткнись, – произносит Ник глухо. – Я думаю.
– Думаешь, как выбраться? – спрашиваю тише, чем хотелось.
– Да. Должен быть способ, – отвечает Ник. – Он всегда есть. Вопрос только в том, как.
– Есть идеи, Николас? Не стесняйся, поделись с нами.
Ник снова сталкивается со взглядом Джеймса, и воздух между ними натягивается, как струна. Я же чувствую, как в груди нарастает холод.
К нам возвращаются достаточно быстро. Только Хлоя и Адам вместе с чемоданом и… несколькими чашами. Зачем им чаши? Дверь они оставляют полностью открытой, и так я понимаю, что мы в той комнате, куда вела ещё одна дверь.
Мужчина ставит чемодан на пол и открывает его.
Я сжимаю челюсть, видя, что там. Ножи разных размеров. Ещё нечто напоминающее… колы, только более тонкие, острые и железные. Я бы сказала, что это скорее большие гвозди. И три шприца, каждый наполнен мутной, бледно-жёлтой жидкостью.
Адам берёт один в руки, осматривает на тусклом свету, словно оценивает вино, и с лёгким удовлетворением кивает. Передаёт его Хлое, даже не глядя на неё, а девушка принимает его с дрожащими пальцами, словно это нечто святое.
Мужчина выпрямляется и обводит нас внимательным взглядом.
Останавливается на мне.
– Начнём с самой падшей, – его голос звучит торжественно, будто он объявляет начало молитвы. – Женщина всегда несёт в себе первородный грех. И искупление должно пройти сначала через неё.
– Нет. – Резко роняет Ник, будто выстреливает. Его глаза становятся тёмными, как ночь. – Даже не смейте к ней приближаться. Если кто-то из вас всё-таки подойдет к ней…
– То что? – Адам позволяет себе усмешку, такую… я бы сказала – почти отцовскую. – Ты связан и беспомощен. Бог смотрит, мальчик. Не угрожай, ты смешон.
– Вы реально все больны, – вступает в разговор Джеймс.
Я сжимаю зубы так сильно, что в ушах звенит. Хлоя подходит ближе. В её глазах нет ни ярости, ни жалости. Она просто выполняет приказ. Я пытаюсь отодвинуться, но ничего не выходит.
– Думаете, вас ждет Рай после всего, что вы сделали? – они не услышат от меня мольбы. Не дождутся. – Нет. Вы будете гореть в Аду.
Хлоя спокойно берёт меня за руку, поворачивает её и без единого лишнего движения вонзает иглу в вену.
Острая боль обжигает, и сразу после в тело проникает холодная жидкость.
– Это не больно, – голос Адама звучит мягко, почти ласково. – Это только средство. Лёгкий наркотик. Он сделает тебя покорной. Твои страхи и сомнения растворятся, и ты примешь истину Бога. Ты будешь всё видеть и слышать, даже чувствовать. Но ничего не сможешь сделать.
– Я… убью тебя… – рык Ника напоминает звериный. – Если Шоу пострадает, я убью вас всех. Тебя, Адам, а после твою жалкую семейку. Я нахрен перебью здесь каждого, в том числе и твоих сыновей!