Забвение - стр. 24
Я знаю, что это бред, безумие старика, который выдумал себе оправдание. Раны не лечат жертвами. Такого не бывает. Однако, ему удалось убедить в этом и всех остальных членов семьи.
Как только думаю о семье, то резко перевожу взгляд с мальчика на Адама и обратно. Он сказал… «сын». Хлоя его внучка, а этот мальчик… сын? Этот мальчик ему годится во внуки, даже, возможно, в правнуки.
– Сын? – переспрашиваю я, и голос срывается. – Ты сказал… сын?
Адам оборачивается ко мне. Его глаза блестят странным, нечеловеческим светом. Вместо ответа он подходит к Хлое и кладёт тяжёлую ладонь ей на плечо. Она вздрагивает, но не отстраняется.
– Это наш ребёнок, – спокойно произносит Адам. – Мой и Хлои.
Меня мутит.
– Ваш… – повторяю я, – но она же твоя внучка.
– И что? Моя жена уже не может рожать здоровых детей. Мы уже пытались множество раз. Моя дочь и моя внучка пока справляются с этим гораздо лучше.
– Больной ты ублюдок, – ругается Джеймс, – они же твои… родственники! Ты их совратил и говоришь ещё про какого-то Бога?
Адам отпускает Хлою и подлетает к Джеймсу, которого бьет в лицо со всей силы так, что у Джеймса начинает вытекать кровь из носа.
– Не смей! Даже не вздумай ругаться в присутствии детей и оскорблять меня и Бога!
Джеймс мотает головой, кровь капает с его губ и подбородка на рубашку, а глаза… всё такие же дерзкие, даже сквозь боль.
Я же чувствую, как внутри всё выворачивается от того, что услышала. Грудь сжимает тошнота, голова гудит.
Его внучка. Его дочь. Их дети…
Хлоя не говорит ни слова. Только стоит неподалеку от этого монстра и не двигается.
Ник смотрит на всё это так, будто его душат изнутри. Его глаза почти чёрные, в них не осталось зеленого оттенка, полны мрака, губы плотно сжаты, на скулах играют желваки. Он не издаёт ни слова, но если бы Ник сейчас был свободен, то я уверена, что разорвал бы Адама голыми руками.
Адам выпрямляется, тяжело дыша, и поворачивается ко мне. В его взгляде нет раскаяния, нет стыда. Там только уверенность и какая-то фанатичная гордость.
– Мы продолжаем род. Мы даём жизнь, когда мир сам по себе умирает, – произносит он так, будто объясняет прописную истину глупым детям. – А жертвы защищают нас от гнили. Вы должны понять, что мы не злодеи. Мы избранные.
Джеймс усмехается и сплевывает кровь, после чего говорит:
– Избранные… Да ты просто старый больной ублюдок.
Я бросаю взгляд на Джеймса, не понимая, для чего он нарывается? Нам нужно думать, как выбраться отсюда, а не как вывести ещё больше из себя Адама.
– Приготовьте всё, – он предпочитает в этот раз проигнорировать Джеймса, давая поручение женщине, которая тут же уводит мальчика, скрываясь за дверью. – Возможно, на грани жизни и смерти вы тоже уверуете в Бога и в его миссию.
– А если Бог требует вас, Адам? Вы жертвуете чужими, чтобы сохранить свои шкуры. Может, настоящий грех именно в этом? – это спрашивает Ник.
– Сомнения – это грех. А ты говоришь устами Дьявола.
Я качаю головой, понимая, что он сам себе противоречит. Бог, Дьявол, наказание… Даже понимать его логику не хочу.
Адам тоже уходит, а вслед за ним Хлоя.
Мы остаемся одни.
В воздухе повисает тишина, прерываемая лишь нашим дыханием и сердцебиением.
Взгляд Ника скользит по обстановке, и я вижу, как он обдумывает разные варианты, ищет хотя бы один, тот самый, который поможет нам выбраться.