Размер шрифта
-
+

Забвение - стр. 23

Она склоняет голову, и в этот момент мальчик делает шаг ближе. Я замечаю на его тонком запястье следы старых шрамов, будто кожа там разрезана не один раз. Что это такое?

– Мы жертвуем чужими, – продолжает Адам, не отводя взгляда. – Чтобы наши дети жили. Чтобы Веллингтон не пал окончательно.

Меня передёргивает. Всё внутри сжимается в комок, и я едва не рву верёвки на руках, хотя понимаю, что это бесполезно.

Ник хрипло усмехается, но в этой усмешке столько ярости, что даже Адам замолкает на миг.

– Значит, вы оправдываете убийство тем, что «город требует крови»? – его голос звучит, как угроза. – Да вы такие же безумные, как и те, от кого прячетесь. Такие же, как и мародёры, хотя… нет. У тех хотя бы есть цель.

Адама выводят слова Ника из себя, и он подлетает к нему, хватая за одежду и наклоняясь слишком близко.

– Мы не безумны. Мы поколениями жили в Веллингтоне, пока сам Бог не решил нас всех покарать! Он решил, что мы не достойны больше жизни, что люди…

– Вы больны, – произносит спокойным голосом Ник, не давая ему договорить, на что Адам плюет ему прямо в лицо и отходит.

Ник прикрывает глаза, когда уголок его губы дергается.

– Мы, как раз полностью здоровы. Благодаря тому, что помогаем очищать город. Жертвоприношения помогают. Они защищают нас от безумных и от самого дьявола.

– Дьявола? – подаю голос я, привлекая к себе внимание.

– Конечно, – с серьезным видом кивает Адам. – Бог покарал нас, а Дьявол проник в мир, когда он ослаб. Тот, кто всё это устроил, тот, с кого наступила вся эта болезнь, заражение, как вы говорите. Именно так и явился к нам Дьявол.

Он говорит это с таким серьезным лицом и спокойным голосом, что я понимаю, что он, они все, действительно верят в это.

Перевожу взгляд на Ника и Джеймса, и если с последним мы встречается глазами, думая об одном и том же, то Ник смотрит лишь на Адама. Тем самым взглядом, которым в детстве он глядел на Тэйта. Тем, в котором слишком много всего. Всего, за исключением страха.

Адам будто ловит этот взгляд Ника, как вызов. Его губы дрожат, но не от слабости, от сдерживаемой злобы. Дед Хлои резко разворачивается к женщине и мальчику, берет последнего за руку и подводит к нам, чтобы дальше приподнять его футболку.

Я не успеваю даже подумать, зачем он это делает, когда моему взору открывается ужасающая картина.

Его живот… Там кровь и открытая рана, которая будто гниет изнутри. Правда, кожа по сторонам словно иссохла, как было у Дункана. Приглядываюсь и замечаю гниль, серо-зелёные прожилки, от которых поднимается запах сырости и чего-то разлагающегося. Я вижу, как ткань словно дышит, едва подрагивает, будто в ране живёт что-то чужое.

Теперь я понимаю. Его мертвенно-бледное лицо, сероватый оттенок губ, темные круги под глазами. Он живёт на грани смерти каждую секунду.

– Это случилось после того, как мы были вынуждены уйти, – объясняет Адам, и его голос на мгновение дрожит. – После очистки. Люди хотели вмешаться, помешать Божьему делу. Мы ушли в лес. Но там были очаги, заражение. И моему сыну… не повезло. – Адам сжимает плечо мальчика. – Его плоть умирает. Она гниёт изнутри. Но жертвоприношения удерживают его. Они дают жизнь. Бог берёт кровь и даёт взамен дыхание.

Насколько нужно тронуться головой, чтобы думать о таком?

Я почти не слышу конца его слов, только лишь продолжаю смотреть на ребёнка и не понимаю, как он вообще стоит на ногах. Любой другой умер бы через пару часов от такой раны, но он жив. Жив, хотя это уже похоже на чудо… или на проклятие. Да, скорее последнее. Боли должны быть адские при такой ране, но он не произносит ни звука. Почему? Терпит или уже смирился? Да он недавно только играл с другим мальчиком!

Страница 23