Я разные годы сближаю… - стр. 18
В день похорон метель крутила как никогда. Ртутный столбик показывал минус 40. Но огромная процессия двигалась за гробом. Шли молча, стиснув зубы. Дробный стук падающих в могилу комьев мёрзлой земли – как печальная барабанная дробь. Николай Бычков, ближайший друг Гаврилова и во многом, даже внешне, очень похожий на него, говорит прощальные слова и не выдерживает – плачет. Смотреть на этого мужественного человека нет сил. Смерть Гаврилова долго отдавалась в наших сердцах мучительной болью…
Невероятно трудной была эта первая зима. Из-за мороза и по многим другим причинам строительные работы приостановились. Но вот почувствовалось слабое дыхание весны, и мы с нетерпением стали ждать, когда начнёт вскрываться ото льда Амур, придут первые пароходы с грузами.
Под лучами солнца на опушках леса стали появляться проталины с первой робкой травкой. Вот эта-то травка очень помогла в борьбе с цингой, а некоторым она, пожалуй, спасла жизнь. Цинготники, кто как мог, вылезали на эти проталины и буквально паслись на траве. Они выщипывали её нежные побеги, растирали в ладонях, и эту кашицу сразу проглатывали, ведь из-за поражения дёсен и зубов, из-за опухолей во рту многие не могли жевать. Очень помог против цинги кедровый настой, который готовили в изобилии и в обязательном порядке давали пить в столовых перед едой: никому не отпускалась положенная миска похлёбки или каши, пока он не выпьет большую, граммов на 350, жестяную кружку этого настоя. Всё делалось под строгим контролем представителей общественности и администрации, без всяких скидок.
Наконец наступили дни великой радости. Мощный ледовый покров Амура начал трещать, потом зашевелился, и с оглушительным шумом, ломаясь на куски, образуя огромные нагромождения, медленно, а потом всё убыстряясь, поплыл вниз во всю его величавую ширину, достигающую у Комсомольска двух километров.
Не забыть охватившее нас ликование, когда мы увидели дым парохода, который приближался к нашим берегам по широкой глади Амура, ещё не очистившейся полностью от плавающих по ней ледяных глыб. Наконец пароход, развернувшись, причалил к берегу, и все мы ринулись к трапу. Каково же было наше удивление, огорчение, а затем и негодование, когда мы увидели, что из-за головотяпства снабженцев главным грузом, доставленным на пароходе, было несколько тысяч колес к крестьянским телегам, тогда как на стройке насчитывалось в ту пору не более двух десятков лошадей и, соответственно, столько же телег.
Наша радость встречи первого парохода была сильно омрачена. Вскоре начали подходить другие пароходы, доставившие действительно нужные грузы, и мы стали вспоминать о злосчастных колёсах со смехом…
Меня часто спрашивают: что же помогло нам тогда выстоять? Порой приходится даже слышать: то поколение советской молодёжи было фанатичным. Но первостроители не считали и не считают себя фанатиками. Конечно, охвативший тогда всю страну всеобщий пафос созидания, сама социалистическая новь, сообщения о вводе в строй первых гигантов советской индустрии усиливали наш энтузиазм, вызывали гордость и прилив энергии.
Главной же причиной наших побед, на мой взгляд, было наше чувство высокой личной ответственности за состояние дел и на стройке, и во всём государстве. Мы, двадцатилетние парни, хорошо понимали, что всё находится в наших руках, от нас зависит. Понимали, что являемся участниками принципиально нового строительства: ведь Комсомольск был первой чисто комсомольской стройкой. И за все промахи мы спрашивали с себя. Всё дело в том, что нам доверяли и не баловали излишней опекой. А на основе своего жизненного опыта я убедился, что чем больше мы доверяем людям, особенно молодым, тем ответственнее они относятся к порученному делу.