Я ничего не должна тебе, мама. Когда материнская «любовь» становится клеткой… - стр. 36
– Мне безумно нравится, как ты танцуешь! Позволь я сохраню это в памяти? – слышала она.
– Сохрани, но только в своей! – отвечала, улыбаясь и забирая телефон из таких любимых рук.
А по комнате разливалась полюбившаяся песня «Она», и Маргарита, смеясь отвечала на восклицание: «Ты же не любишь русскую попсу!»:
– Эту песню люблю!
– Почему?
– Потому что так мне в любви еще никто не признавался!
Она растворялась в этих отношениях, отдавая себя без остатка, стараясь не думать, что через несколько часов им придется вновь расстаться, и каждому вернуться в рутинную жизнь.
Маргарита открыла глаза. Возможно, все их попытки «жить для себя» – это просто крик в пустоту. Но даже если так, ей вдруг захотелось поверить, что такие крики не исчезают бесследно. Они оседают где-то в уголках души, как те самые фотографии – запретные, стыдные, но единственные, что напоминают: она когда-то любила.
4. ВИЧ
Маргарита внимательно смотрела на Аллу, стараясь уловить каждую эмоцию на ее лице. Она понимала, что сейчас важно быть предельно осторожной, чтобы не спровоцировать новую волну самобичевания. Мягко, но настойчиво она спросила:
– Ты осуждаешь себя за тот поступок? За ту измену?
Алла задумалась, ее глаза погрустнели, гнев отступил.
– Конечно, осуждаю, – тихо ответила она. – Я поступила неправильно. У меня же дочь растет. Как я могла позволить себе такое поведение? Я должна была думать о ней, а не о своих глупых желаниях. Я подвела ее, подвела семью. И теперь мне приходится жить с этим чувством вины.
Маргарита кивнула, но в ее взгляде читалась легкая настороженность. Она видела, что Алла снова уходит в привычную роль жертвы. Ей хотелось спросить о другом, но она не знала, как задать прямой вопрос, чтобы не нарушить врачебную тайну.
– Скажи, это привело тебя к тому поступку, после которого ты оказалась в больнице? – спросила она, стараясь говорить как можно мягче. Она не стала упоминать слово «суицид», понимая, что в присутствии других участников это может быть слишком откровенно.
Алла усмехнулась, но в ее улыбке не было радости. Она посмотрела на Маргариту, и в ее глазах читалась горечь.
– Нет, не из-за этого, – сказала она. – После того как я рассталась с Антоном, тем самым любовником, я узнала от общих друзей, что у него ВИЧ. Я решила, что заразилась. И подумала, что моя жизнь кончена. Как я могу рассказать дочери и матери о такой позорной болезни? Я не могла. Но я не хотела себя убивать, понимаешь? Я просто села пьяной за руль. А когда врачи меня спрашивали, я сказала, что не хотела жить, и тогда меня отправили к вам. Но я, правда, не хотела убивать себя. Я просто не знала, как жить дальше.
Все смотрели на Аллу, но никто не решался заговорить. Даже Маргарита, обычно такая уверенная, на мгновение потеряла дар речи. Тема смертельных болезней и суицидального поведения были самыми сложными в практике. И хоть она много работала с наркозависимыми, которые часто оказывались ВИЧ-инфицированными, это были наркоманы. Нет, она никого не осуждала. Но подходила с холодным разумом, понимая, что в зависимость люди идут по своей воле. И выбирая «дешевый кайф» несут за это ответственность. А тут женщина, которая не пустила свою жизнь под откос ради очередной дозы. Она просто запуталась.
Первой нарушила тишину медсестра Мария. Ее лицо было бледным, а глаза широко раскрыты от шока. Она работала в клинике недавно, и еще никогда не сталкивалась с такими случаями.