Я ничего не должна тебе, мама. Когда материнская «любовь» становится клеткой… - стр. 34

«Трудное детство, ответственность за других, завышенные ожидания родителей…» – Маргарита мысленно перебирала гипотезы. Алла, наверное, росла с чувством, что ее ценят только за действия, а не за то, кто она есть. Как и она сама: родители-врачи, привыкшие к ежедневным страданиям пациентов настолько, что перестали замечать боль даже в собственной семье. Для них «пятерка» была нормой, а слезы – слабостью. Маргарита до сих пор ловила себя на том, что хвалит сыновей за оценки, а не за смелость признать ошибку.

Она вздохнула, глядя перед собой, но не замечая никого. Развод, переезд, попытка начать все заново – это ли не побег «синдрома отложенной жизни»? Пока она устраивала жизнь в Крыму, сыновья взрослели без нее. Что если ее «потом» для них уже наступило, а она, увлеченная планами, этого не заметила?

Маргарита представила Влада – его едкую иронию, которой он прикрывал ранимость. Максима – его тихие вопросы по вечерам: «Мама, а когда ты приедешь?» Она хотела дать им все, но, возможно, самое важное – себя – откладывала на потом. Как Алла с ее картинами.

Жизнь – здесь и сейчас. Даже если «здесь» – это столовая клиники, а «сейчас» – мучительное осознание, что меняться страшно, но необходимо.

– А знаешь, – неожиданно оживилась Алла, обращаясь к Маргарите. – Я же пробовала жить для себя. И у меня это не получилось. Может, не мое это? Как думаешь?

– А как ты сама считаешь? – избежала прямого ответа Маргарита.

Глаза Аллы загорелись новым блеском, Жертва начинала отступать, выпуская на ринг Преследователя.

– Пару лет назад я решила махнуть на все рукой и позволить себе жить так, как раньше не позволяла. – В ее голосе слышалась самоирония. – Муж тогда уже не скрывал свою интрижку на стороне, и я подумала, чем я хуже? Мужским вниманием обделена никогда не была, вот только не подпускала к себе никого. Замужняя же! А тут психанула! Закрутила роман с одним… Все забросила! Семью, дом. Для себя жила! Сначала вроде все было хорошо, но потом мужчина тот стал просто мной пользоваться. То денег дай взаймы, и даже не отдавал. То отвези куда-нибудь. Если собирались в совместную поездку, пока муж был в командировке, то все оплачивала я: бензин, проживание, питание, развлечения. Вот оно – для себя – понимаешь? И ведь за два года ни одного подарка мне не сделал! А потом муж узнал. Как? Да не важно! Главное, что узнал. И ведь сам изменял, но выставил виноватой меня. И дочери сказал: «Смотри, мамка твоя совсем стыд потеряла!» А мне и в правду не стыдно было тогда! Вот только развелись мы после этого. Лишила я дочку отца, и какая я мать?

Алла остановилась, переводя дух, и продолжила с большей агрессией:

– А любовник мой тут же испарился. Не нужна я была ему, ни замужняя, ни тем более свободная. Женат был. Я знала с самого начала. Но ведь думала, что он меня любит, а не жену. Дура была! Потом уже узнала, что не я одна у него в любовницах ходила. Но хуже всего, что об этом узнала моя мать! Вот уж кто крови попил тогда! И если дочь простила мне эту ошибку, то мать нет. Вот оно ваше: поживи для себя! Спасибо, пробовали, знаем!

Алла, закончив свой рассказ, смотрела на Маргариту с вызовом, но в глубине ее глаз читалась неуверенность. Она ждала осуждения, но в то же время надеялась на понимание. Ей было важно, чтобы кто-то сказал, что она не одна такая, что ее чувства и поступки имеют право на существование. Но все молчали, шокированные не столько историей, сколько откровенностью, которая являлась защитой жертвенности.