Я ничего не должна тебе, мама. Когда материнская «любовь» становится клеткой… - стр. 3

Маргарита невольно улыбнулась, откинув ту самую прядь волос, которая снова пыталась скрыть ее лицо. В этот момент ее глаза встретились с глазами таксиста в зеркале заднего вида. Он быстро перевел взгляд на дорогу, словно смутившись, но она успела уловить в его выражении что-то доброе.

– Приехали, – произнес он, прерывая тишину.

Она кивнула, расплатилась и вышла из машины, запахнув, но не застегивая черное пальто. На ногах были сапоги на каблуке – ее маленькая хитрость, чтобы добавить себе несколько сантиметров роста.

– Хорошего дня! – донеслось вслед.

Девушка обернулась и улыбнулась в ответ. Это была такая привычная для Керчи фраза, которую говорили все – от продавцов в магазинах до случайных прохожих. Она слышала ее так часто, что уже не замечала, но сейчас эти слова почему-то показались особенно теплыми.

– Привет! – встретив ее у открытой двери, с улыбкой произнес Стас – тот самый коллега-друг.

Русые кудрявые волосы, собранные в небрежный пучок и местами тронутые сединой, выдавали его возраст – 55 лет. В остальном он казался моложе: атлетическое телосложение, серые глаза с едва заметными морщинками, манера держаться – энергично, как тридцатилетний. Директор частной психиатрической клиники, он заботился о Маргарите почти по-отечески.

Хоть они и работали вместе, но сегодня был напряженный день, и они почти не пересекались. Маргарита погрузилась в прием пациентов, а Стас решал организационные вопросы. С работы она отправилась в спортзал, поэтому домой они добирались по отдельности.

– Привет, – еле заметно улыбнулась она. Его присутствие, как всегда, успокаивало.

– Устала? – спросил он мягко, снимая с ее плеч пальто. В его жестах читалась привычная опека – та, что давно заменила ей семью.

Она кивнула, сняла сапоги и прошла на кухню, где на столе дымилась запеченная рыба с лимоном и салат из свежих помидоров с огурцами.

Маргарита с благодарностью посмотрела на друга. Она, психиатр, помогавшая другим справляться с кризисами, сама была беспомощна в быту – совершенно не любила готовить. А Стас… Он дал ей не только кров и работу в своей клинике, но и то, чего не хватало даже в браке: заботу, внимание и уют.

За ужином она держалась, отрезая кусок рыбы с преувеличенной аккуратностью, но к третьей вилке сдалась.

– У нас есть вино? – голос дрогнул. Она ненавидела эту слабость, но вино хотя бы заставит слезы течь, а не давиться ими.

– Может, не стоит? – В его вопросе не было осуждения, только тревога.

– Стас! Давай без этого? Ты не на работе, а я не твой пациент!

– Но мы же помним, что случается с тобой, когда ты выпьешь? – Он произнес это с долей иронии, которую она поддержала:

– Я не могу всегда быть только врачом. Я тоже иногда хочу расслабиться. Совершить какую-нибудь глупость, если на то пошло.

– Можешь. Лишь бы не винила себя за это потом.

– У меня в арсенале столько техник, которые помогут с этим справиться. Давай, наливай!

Он покорно достал бутылку красного. Когда первый бокал опустел, ее защиты дали трещину, и она уже больше не могла держать себя в руках, переключившись на главную проблему – страх потерять детей.

– Он заберет их, Стас… Ты же знаешь, какой он.

– Ты мать, – он положил руку поверх ее ладони, как делал всегда, когда ей было страшно. – Никто не отнимет их у тебя.