Я ничего не должна тебе, мама. Когда материнская «любовь» становится клеткой… - стр. 4

– Я – безответственная, – выдохнула она, повторяя слова бывшего мужа, как проклятие. – Уехала, бросила…

– Хватит, – резко забрал он бокал, но голос остался мягким. – Пойдем спать.

Она позволила ему поднять себя из-за стола, чувствуя, как дрожат колени. Он обнял ее за плечи, провожая до комнаты. У двери остановился и коснулся губами ее лба.

– Какого черта ты такой… хороший? – прошептала она, глядя ему в глаза. Ей вдруг захотелось, чтобы он поцеловал ее по-настоящему, как в тот вечер, когда она так же плакала в его гостиной. Или как тогда, когда она рассказывала ему о своих запутанных отношениях, в которых была удостоена роли любовницы. Но он лишь сочувственно посмотрел на нее, поправив серебряные пряди, выбивавшиеся из резинки.

– Спокойной ночи, Маргарита, – сказал он, исчезая в коридоре. Голос звучал устало, будто он на секунду сбросил маску «вечного оптимиста», за которую цеплялся все эти месяцы.

Маргарита закрыла дверь, прислонившись к ней спиной. Комната, залитая тусклым светом уличного фонаря, казалась чужой, как и все в этом городе. Она плюхнулась на кровать, не снимая черные, как ее мысли, блузку и юбку.

«Твой дом здесь», – снова эхом отозвался голос матери. Маргарита накрыла лицо руками, будто могла стереть слова. Мама звонила каждое утро: «Ты же психиатр, найди подход к мужу!»

Дети. Влад и Максим. Их смех в трубке сегодня звучал дальше, чем всегда. «Мама, ты приедешь?» – спрашивали они. Она обещала.

Суд, жилье, эта проклятая прописка… Аспирантура, статьи, диссертация. А еще эти пациенты – депрессии, тревоги, зависимости. Ни одного интересного случая для научной работы. «Ты деградируешь», – шептал внутренний критик.

Любимый человек, с которым она переступала все свои принципы. Отношения, обреченные на провал и непонимание со стороны друзей и близких. Подруга с очень непростым характером и сложностями в коммуникациях.

Стас… Его поцелуй в лоб обжег сильнее вина. Она потрогала это место пальцами – тепло все еще пульсировало под кожей. Его серебряные пряди. Его рыба с лимоном. Его «Спокойной ночи, Маргарита», словно он боялся сказать больше. Она сжала подушку, пытаясь вытеснить образ его рук – тех, что могли бы обнять ее не по-дружески. Но она знала, он первым никогда не переступит эту черту. Потому что «как отец».

Вино жгло желудок, но мысли, вопреки ожиданиям, не притупились. Они метались, как пациенты в палате во время приступа: мать, дети, Стас, муж, любимый человек, подруга, та наркозависимая девушка, которая сегодня смотрела на нее с вызовом…

Маргарита потянулась к телефону, открыла галерею. Фото сыновей на Таганае. «Мы как птицы!» – кричал младший. Теперь она была птицей в клетке – между долгом и желанием, наукой и рутиной, матерью и чьей-то любовницей, врачом и просто женщиной.

За окном завыл ветер, и Маргарита свернулась калачиком, натянув на себя край покрывала. Сон не приходил. Только мысли в голове множились, сливаясь в один вопрос: «Когда это кончится?» Но ответа не было.

Маргарита приоткрыла глаза, и первое, что она увидела – волосы Стаса на подушке. Внутри все сжалось. Она медленно приподнялась, стараясь не шуметь, но простыня шуршала предательски громко. «Черт, пора заканчивать с вином», – мысль ударила, как холодный душ. Воспоминания врезались обрывками: вчерашние слезы, его руки на ее плечах, шепот: «Я помогу…» А потом – эта слабость, из-за которой она пришла к нему ночью, когда тревога сжала горло.