Я была хорошей женой, но после развода буду плохой бывшей - стр. 25

Лучше бы изменял. Тогда бы Паша был бы окончательно мразью, но в нем два года назад еще была жива совесть, которая говорила: не надо брак доводить до измен и грязи.

— Я должна была это почувствовать, — я встаю, громко отодвигая стул. — Это и есть моя вина.

18. 18

Воздух врывается в легкие как раскаленные иглы. Каждый вдох на этом проклятом подъеме – пытка, но я глотаю эту жгучую смесь утренней прохлады и собственного пота, заставляя ноги двигаться.

Мумия.

Это признание Павла выскакивает из меня в такт ударам кроссовок по асфальту.

Как сухой пергамент.

Еще один рывок. Мышцы бедер горят, но это хорошая боль. Живая. Не та леденящая пустота, что он оставил в груди.

Спускаюсь к своему дому, замедляя шаг. Дыхание еще частое, майка прилипла к спине, соленый пот щиплет глаза.

И вот она. Стоит у моей калитки, будто ждала. Божена. В каком-то нелепом воздушном платьице пастельного цвета, подчеркивающем аккуратный пока еще только намек на животик. Или мне этот животик только кажется? Всего полтора месяца прошло с нашей последней встречи.

В руках – коробка с тортом, перевязанная лентой. Улыбка – сладкая, липкая, как мое нелюбимое абрикосовое варенье.

– Мира! – Голосок – сиропный, фальшивый. – Здравствуйте! Я тут мимо... ну, почти мимо... и подумала... – Она делает шаг навстречу, и волна ее парфюма – цветочного, удушающе густого – накрывает меня, смешиваясь с запахом моего пота. – Хотела поговорить. Наладить мостик. Павел пусть не говорит, но точно переживает, что между нами... напряжение.

Ха. Он переживает только о своем комфорте и репутации. Стою, опираясь руками о колени, ловя дыхание.

Чувствую, как капли пота стекают по виску. Ее взгляд скользит по моей фигуре – в мокрой от пота майке, спортивных шортах. Видит, наверное, все кости, все впадины, которые так претили Павлу. Видит и... светлеет. Радостно так светлеет.

Через час меня ждет тренажерный зал с железом и строгим тренером, который пообещал, что я получу попу-орех, мощные бедра и мясцо на руках.

– Вы... на пробежке? – Она делает удивленные глазки. – Какая умничка! Это же так полезно! – Пауза. Ее голос становится слаще, ядовитее. – Хотя, знаете, для аппетитных форм одних кардио мало. – Она подчеркивает "аппетитных", – Нужны еще силовые, тяжелые. Чтобы формы появились. – Она чуть подается вперед, снисходительно. – Вам бы, правда, с диетологом проконсультироваться. Чтобы не пересушить себя совсем. Паша ведь так любит... ну, вы понимаете... когда есть за что подержаться.

— Божена, — смотрю на нее исподлобья, — я тебя в последнюю очередь буду спрашивать…

Я выпрямляюсь. Спина – ровная, хотя внутри все дрожит от ярости и унижения. Вкус железа – от закушенной губы – наполняет рот. Она пришла не мириться. Она пришла утереть мне нос. Убедиться, что я все еще та самая жалкая "мумия". И доложить Паше. Нет, она прямо ему ничего не скажет, но между делом поведает, что видела меня на пробежке. И что я была… так себе.

Она морщит носик, будто почувствовала что-то неприятное. Ее сладкая маска съезжает.

– Ну, конечно... – Она делает вид, что смущена, но в глазах – злорадный блеск. – Я просто... хотела помочь. И... – Она вдруг оживляется, переключаясь. – Ой, я же забыла главное! – Поднимает коробку с тортом. – Мы с Пашей... ну, вы же знаете... – Она застенчиво опускает глаза, играя в невесту. – Решили официально оформить наши отношения. Свадьба! Скоро! – Она поднимает на меня взгляд, полный яда, прикрытого невинностью. – Вы же обещали прийти... – Она протягивает коробку. – Это вам. Знак мира. И приглашение, конечно, в устной форме. Лично от меня.