Я была хорошей женой, но после развода буду плохой бывшей - стр. 21

— Завтра встреча с адвокатами, — напоминает Паша, поправляя ворот рубашки, — пришлю за тобой водителя в одиннадцать.

Разворачивается и следует за Марией Николаевной и у дверей гостиной оглядывается с усмешкой:

— Наши дети тебе хоть немного поставили мозги на место.

15. 15

— И что это было, мам? — спрашиваю я.
Голова гудит.
Сначала моя мать скормила Мире фотографии, по сути, натравив бешеную истеричку на меня, а затем провернула глупую поездку к моей почти бывшей с криками, что я отдам её в дом престарелых.
Причём перед своим визитом сама же потребовала меня забрать от Миры, а если я не приеду, то она не даст мне спокойного житья.
Короче, всё это представление со слезами, испуганным шёпотом и решительностью Миры было срежиссировано для меня.
Только для чего?
Чтобы я смягчился? Чтобы я передумал о разводе?
— Я против вашего развода, — мама натягивает на сухие худые ладони перчатки из тонкой телячьей кожи, — ну, не совсем уж она дура, Паша.

Точно.
Это представление было, чтобы я притормозил с разводом, ведь какая у меня смелая жена. Выступила в защиту моей мамы. Выступила за семью.
Конечно, сначала опозорила меня и себя, но это же мелочи. Я должен это проглотить.

Надоело.
Мира надоела.
И уже два года назад мне было душно с ней в браке. Уныло, муторно. Как в болоте, но я решил, что надо сохранить семью, что разводы в нашей семье не приветствуются... к чёрту.

— Я, конечно, думала, что она схитрит с тобой и этими фотографиями, — мама на заднем сиденье вздыхает и с осуждением откладывает сумочку в сторону. — Вы все гуляете. Вас всех в определённом возрасте тянет на сторону... Вам всем жена родная однажды кажется надоедливой и противной...
— Мам, прекрати, — медленно выдыхаю я, — не испытывай моё терпение. Наш развод — дело решённое.

Мама громко цыкает, высказывая мне своё недовольство. Почему она так завелась? Я бы не сказал, что между Мирой и моей мамой была какая-то близкая дружба или любовь.
Или это сейчас в ней говорит женская солидарность.

— Мужчины твоего статуса и уровня не разводятся...
Мама поправляет жемчужное колье, и оно холодно поблёскивает в полумраке машины.
— Божена беременна, — отрезаю я.
— Господи, — я слышу по голосу мамы, что она закатывает глаза, — тоже мне новость. Я этого ждала.

Мама с осуждением замолкает.
Нет, дело не в том, что ей жалко Миру. И не в том, что она хочет её терять с нашим разводом. И не в женской солидарности, и даже не в том, что она, как жена мужа-ходока, желает защитить невестку.

У их поколения не принято разводиться.
Мужик может ненавидеть жену, но он не уйдёт от неё, потому что "не принято". Будет куча любовниц, вторые семьи, содержанки, но о разводе не задумается. Даже если буквально будет тошнить от жены.

Моего отца тошнило от матери. Он с ней последние годы жизни даже не разговаривал, мои родители друг друга игнорировали, но не разводились, потому что... не принято.
Потому что разводы — для черни. Для нищих. Для быдла.

— Отправил бы на аборт, — пожимает плечами, — или заткнул бы деньгами.
— И скольких папа заткнул деньгами? — кидаю насмешливый взгляд в зеркало заднего вида.

Я жду, что мама сейчас оскорбится, обидится и в возмущении замолчит, плотно сжав губы, но я никогда так не ошибался.
— Без понятия, — усмехается мама, — главное, что мы не позволили нашему браку развалиться и что он не позволил мне быть разведёнкой.