Вторая жизнь Нолика - стр. 5
Яра была расторопной девушкой, и ей не надо было повторять дважды, тем более она всегда держала котелок с кипятком наготове. Заварив отвар, она решила заглянуть сначала к Петру, чтобы удостовериться, что с ним всё хорошо и он накормлен. Последнее время он почти не разговаривал с Ярой, молча смотрел себе под ноги, даже не поворачивал своей головы, когда она подходила к нему. Яра подошла к обозу, к которому были прикованы русские солдаты и остановилась, как вкопанная. Петра не было, не было вообще ни одного военнопленного, валялись только срезанные верёвки. Яра развернулась и побежала к своим вещам, она решила, что ей лучше тоже убежать, пока побег пленных не обнаружили, но возле её телеги уже стоял Кавелье с саквояжем и нетерпеливо махал ей рукой. Она трясущимися руками перелила отвар в глиняный кувшин и заспешила за Кавелье к открытой двуколке. Всю дорогу она думала о Петре. Как он мог оставить её здесь! Он ведь знал, что именно она упросила доктора смягчить их содержание. И Пётр не мог не знать, что наказание для неё будет более чем суровым.
– Они сбежали. Все! – наконец решилась сказать она и сжалась в комок, ожидая, что теперь разразится гроза.
Но доктор с минуту смотрел на неё, потом махнул рукой, и сказал:
– Молодец. Молодец, что сама сказала. Я знаю. Пусть бегут, если бог смилостивится к ним, они смогут найти своих, – потом тихо добавил: – Это даже к лучшему.
Он отвернулся и снова погрузился в свои мысли. Они проехали по выжженному лесу, потом пересекли небольшую речушку по мелководью и завернули за березовый лесок. Она увидела палатки и перевернутые телеги. Кругом лежали раненые, десятки раненых, сотни раненых, возле них суетились те, кто ещё мог ходить, на кострах дымились огромные котлы, а у самого леса копали могилы для тех, кто не пережил последний бой. Часовые пропустили их, узнав доктора, и они подъехали к большой карете с закинутой кровавой тряпкой дверью.
Яра зашли в карету вслед за доктором, где на импровизированной лежанке лежал пожилой бледный мужчина, в разорванной окровавленной на груди рубахе. Кругом была кровь, на полу, на стенах, на руках у Морреля. Тот, взглянув на Кавелье, грустно покачал головой и, обхватив свою голову руками, горестно вздохнул. Кавелье сказал несколько слов Моррелю, тот запрокинул голову раненному, и Яра влила несколько капель отвара ему в полуоткрытый рот. Барон сделал глоток, не открывая глаз. Кавелье тем временем достал из саквояжа верёвку и ловко перетянул ею руки барона. Потом он аккуратно достал из саквояжа длинный металлический инструмент, покрутил колёсики на нём и сказал Яре:
– Твоя задача – держать его голову, чтобы он не смог биться ею. Всё, следи за этим.
Он сказал ещё несколько слов Моррелю, и тот встал у ног барона. Кавелье потянул вниз одно из колесиков, после чего пружина начала растягиваться, и от большой центральной трубки рывком отделились две тонкие боковые трубки, словно парус на корабле, и доктор поднёс её к своим глазам, внимательно глядя на приплюснутый кончик трубки. Он зашевелили губами, беззвучно что-то говоря, и Яра подумала, что он молится. Потом Кавелье резко сказал:
– Коммонсет!
Моррель прижал ноги барона, навалившись на них своим телом, а Яра приподняла его голову, прижав к своей груди и крепко обхватив её руками. Барон очнулся, на минуту открыв глаза, и, увидев стоявшего над собой доктора с металлическим инструментом в руке, хотел или подняться, или перевернуться, но Яра и Моррель держали его крепко, а сил у него хватило только на один рывок, после чего он снова размяк и закрыл глаза.