Встречи и расставания - стр. 14
Много лет назад, в свою первую экспедицию, он, увидев мираж, долго не мог поверить, что это несуществующее, но потом постепенно привык – и миражи стали частью его жизни. И всё, что произошло в эти дни, он тоже отнёс к своей жизни, не деля на реальность и ирреальность.
Они ехали, по-видимому, долго, он несколько раз проваливался в зыбучий сон. И Надя спала, положив голову на его плечо и просыпаясь от толчков. Остальные тоже молчали, закрыв глаза. Наконец качка прекратилась, машина пошла быстрее, с лёгким шуршанием, и довольно скоро остановилась.
Сирош распахнул двери-люк, они по очереди спустились на чистую, влажную бетонную дорожку и по ней потянулись за черноусым к приземистому зданию без окон, с массивными огромными металлическими дверьми, а навстречу спешили люди в белых халатах. Главный из них, молодой, с высоким гладким лбом и совершенно лысой головой, отделил их от людей в форме и Сироша, исчезающих за дверью.
– Ну вот, видите, как всё прекрасно получилось…
Они молча окружили лысого, не зная, чего они ожидают, а он, зная это, медлил, бесцеремонно вглядываясь в каждого, и ни один мускул на его лице не дрогнул, а голос остался таким же уверенно-благожелательным.
– Мы вас проверим, подлечим, у нас здесь хорошо, отдохнёте…
Здесь действительно должно было быть хорошо. За поразительно высокими и густыми сочными деревьями, словно их не окружала пустыня, виднелись белоснежные здания с большими, весело отсвечивающими окнами. Неощутимый ветерок шелестел листвой, и это было гораздо приятнее шуршания песка.
– Сейчас вы пройдёте соответствующую обработку, и мы снова встретимся…
Он ещё постоял, покачался, поглядывая на них, потом круто развернулся, пошёл обратно, и белохалатный шлейф потянулся за ним.
Гурьев первым сдвинулся с места, направился к двери, и она неожиданно распахнулась. Он увидел коридор, выложенный белым с розовыми прожилками мрамором, с отходящими вправо и влево кабинками, и это ему напомнило санаторий, в котором он был два года назад, когда разболелся желудок.
Навстречу им шагнула женщина в прорезиненном халате и маске, пошла впереди, распахивая двери, и они по одному заходили в маленькие комнатки. Сразу у входа на спускающемся сверху шнуре висел пакетик, а дальше комнатка закруглялась в овал, с нависающим большим блестящим диском.
– Одежду бросьте сюда. – Женщина указала на небольшое окошечко в стене. – В пакетике всё необходимое.
– А женского ничего нет? – Войкова подкинула ладонью обвисшую в халате грудь.
– Есть всё необходимое, я ведь вижу, куда кого направляю…
Женщина, наверное, улыбнулась, но из-за маски увидеть это было невозможно.
Гурьев закрыл дверь, сбросил халат, встал в овал, и тут же сверху, снизу, со всех сторон в него ударили струйки. И опять это была не просто вода. Но и не такая жидкость, как в машине. Она пахла сиренью…
Вода отключилась автоматически, его тут же обдул тёплый воздух. Наконец и он стих. Подождав ещё немного, Гурьев надорвал пакет, в нём оказались белая рубашка и лёгкие брюки. Одевшись, он почувствовал себя бодрее и вышел в коридор, глупо улыбаясь.
Откуда-то вывернулся Сирош, в таких же брюках и рубашке:
– Как тебе? – спросил он жизнерадостно. – Ничего, здесь лечат как в сказке, на высшем уровне…
Из кабинок выходили остальные, и Гурьев отметил, что выглядели они сейчас получше. На Еремее Осиповиче были такие же рубашка и брюки, немного большеватые для него, на женщинах довольно элегантные халатики бело-розовой расцветки.