Всадник в ночи. Игра в покер - стр. 15
А через два дня они уехали. Вечером, после отъезда девочки, он вышел к морю, вспомнил ее, хотя ни на минуту не забывал, почувствовал себя бесконечно, безнадежно одиноким человеком в этом мире сверкающих холодных звезд, сел на остывший песок и заплакал, размазывая по лицу слезы. Мокрые щеки напоминали о единственном поцелуе, когда девочка вдруг лизнула его горячим языком.
– Ты мне больше не понадобишься. Вот деньги. Тут полтора куска.
– Но как же так, шеф…
– Я тебе больше не шеф.
– Но как же, Зохраб, я ведь тебя как… Я ведь все выполнял, все, что ты приказывал.
– Слушай, не нервируй меня, я сам знаю, что мне делать. Иди.
– Но хоть скажи… Объясни… Чем я тебе не…
– Не могу видеть твою морду, твои торчащие уши, твою лысину. Пошел вон! Привыкли, лакеи, к жирной пище, дармовщине. Ну уж нет, не всегда так будет… Пора и попоститься.
– Зачем обижаешь, Зохраб? Что я тебе плохого сделал?
– Да что ты мне можешь… ты, микроб, что ты вообще можешь? Не нервируй меня? Мне теперь не нужен секретарь, понял? Вот и все! – И считая разговор законченным, Зохраб молниеносно сунул в руки оторопевшего бывшего своего помощника конверт с деньгами и вышел из конторы. На улице он подошел к машине и сказал шоферу:
– Поезжай, достань мне билет на Москву на ночной рейс сегодня.
Шофер отъехал, а к Зохрабу подошел, тяжело отдуваясь, отечный, толстый бывший секретарь. Вид у него был неважный, лицо бледное, руки заметно тряслись.
– Вот что я тебе скажу, – решительно начал он, но тут же под твердым взглядом Зохраба сник, съежился, сделался меньше и толще, но хоть и без прежней смелости, вяло, однако договорил, что приготовился сказать: – Если ты поступаешь со мной так… так… по-свински… И я тоже… я сумею… Ты не смотри что… Я много про всех вас знаю. А про тебя и говорить нечего. Ты еще горько пожалеешь об этом.
– Что ты имеешь в виду? – спокойно, чуть удивленно спросил Зохраб. – Мне показалось, что ты тут угрожал… Так?
– Вот, вот. Ты еще пожалеешь об этом, – упрямо, но вовсе нерешительно повторил мужчина.
– Брось, брось, – миролюбиво сказал Зохраб, потрепав мужчину по плечу (тот решил, что теперь самое время остановить подобный жест, стряхнуть ненавистную руку с плеча, но не осмелился). – Глупо это. Если ты постараешься подумать самостоятельно, и если это у тебя получится, то ты поймешь, что мое право перестать платить из своего кармана сто пятьдесят рублей в неделю. Теперь у меня отпала такая необходимость. Понимаешь, мне не-е ну-у-уж-ен се-екре-ета-арь… Понимаешь? А глупости, что ты… вернее, что у тебя сорвались с языка позабудь, выкинь из головы.
– Нет, не выкину. Ты еще очень и очень пожалеешь, – теперь, уже, смелее, настойчивее произнес мужчина, видимо решив, что еще немного, еще одно усилие и Зохраб сломится и будет вынужден оставить его.
Зохраб некоторое время серьезно, изучающе смотрел на своего бывшего секретаря, вид у него был удрученный, и он подумал в этот момент о том, как легко можно сделать из человека лакея, и как потом трудно его переделать.
– Послушай меня внимательно, – задумчиво проговорил Зохраб таким голосом, словно то, что он скажет, его вынудили говорить, иначе ни за что бы… – У меня есть несколько хороших парней, которые с удовольствием затыкают рот тем, кто болтает лишнего.