Время Энджи - стр. 17
– Какая история? – спрашивает Ваня.
Все смотрят на Дениса, глаза мерцают, он поправляет штанину – серьёзное лицо, строгий взгляд:
– Пошел как-то раз мужик отлить.
И тишина. Маша растерянно топчется на месте. Денис пьёт чай из серой нержавейки. Один глоток, два. Мы смотрим на Дениса не моргая, ждём продолжения.
– И что? – не выдерживает Ваня. – Что было дальше?
– И не нашли, – произносит Денис.
Костёр хрустит, в небо летят искорки, кругом темно, и снова тихо. Маша со вздохом удаляется в темноту.
– То есть как? – спрашивает Ваня. – Это всё? Вся история?
– Да, – отвечает Денис. – Вся.
Мы смеемся. Вот такой у нас был замечательный Денис».
Эгер вышел в своём сером скафандре, с рюкзаком на одном плече, с улыбкой и, как всегда, лохматый. Спрятав книгу, Никита заметил, что улыбка эта выражает скорее злость, чем веселье.
– Всё в порядке? – спросил он.
Эгер кивнул, что-то звякнуло у него на шее.
Они двинулись по коридору, часть ламп не работала, впереди мелькали прохожие, то попадая в тёмные участки, то выныривая из них. На всех были разные скафандры, на мужчинах обычно серые или черные, на женщинах цветные с украшениями. На перекрёстке свернули в коридор пошире. Места здесь хватало не только людям, но и машинам. Теперь перед ними громыхал небольшой состав, крытый черной штопанной тряпкой. Телеги были сделаны из отломанных частей какого-то большого механизма, выглядели внушительно и тяжело. Запряженный в них изуродованный магистральный пылесос едва тянул, и гудел так жалобно, будто в нём сейчас что-то лопнет. Проходя мимо тележек, Эгер деловито заглянул под тряпку.
Никита молча вскинул брови – что там?
Друг выгнул губы, одобрительно покачал головой – что-то крутое!
Если бы Миша была рядом, она бы шлёпнула его по рукам, но в этот раз снова шли без неё. Эгер еще сильнее приподнял тряпку, выравнивая свою скорость с повозкой. Впереди что-то стукнуло, пылесос чихнул, Эгер вздрогнул и одернул руку. Обогнав транспорт, и отойдя подальше, он со вздохом произнёс.
– Откуда они всё это берут?
– Музейщики? – уточнил Никита.
– Ну да… – Эгер поправил рюкзак, – музейщики.
Вопрос не требовал ответа, и Никита продолжил думать о своём. Из головы его никак не выходил образ магистрального пылесоса, переделанного под тягач. Старая машина была по-своему красива и элегантна, но музейщик отодрал от неё что-то спереди, оставив чернеющую рану с проводами, а сверху приварил кабину. Причем сделал это криво, асимметрично, на каких-то гнутых штырях. Сама кабина – тоже кусок чего-то другого: один её бок гладкий, ровный, глянцево синий, а остальные три – черные, неровные, словно заштопанные случайными кусками металла. И ступеньки до кабины – кривые, страшные, из стальных прутьев разного диаметра. Никита представил себе, какой могла быть эта машина в оригинале: ровные красивые бока, каждая деталь на своём месте, со своим предназначением, и все её части действуют дружно, зная свои функции и место в составе сложного механического организма. Ему вспомнился невыносимо красивый Тритон, и мальчик печально вздохнул. Вот бы еще найти хоть одну целую машину, да с нормальной головой, и чтобы всё в ней работало, и отзывалось на команды. А не как эта – что-то отломано, оторвано, искорёжено, или дополнено нынешними криворукими людьми.