Визит к архивариусу. Исторический роман в двух книгах (III) - стр. 44

По мыслям ударил тревожный гудок электровоза. Мишиев остановился, хотя перебежать полотно особого труда не представляло. Это был нескончаемо тягучий товарняк. И пока он проползал, Семён снова стал наблюдать за тем, что происходит возле разгромленного гастронома, и за своим суетливым новым знакомцем, что-то энергично объясняющим милицейскому полковнику. Санитары подъехавших карет скорой помощи и милиционеры добросовестно делали своё дело. Первые под руки, осторожно, подводили окровавленных людей к машинам с красным крестом, а вторые тумаками и пинками всех подряд заталкивали в «воронки».

По правде, Мишиева это уже мало интересовало. Ему надо было спешить. Исмаил, наверное, уже заждался. Пока товарняк, неспешно ковыляя, проходил мимо, рейсовый автобус, дымивший выхлопной трубой у остановки, по ту сторону разъезда, стал отъезжать. Спринтерский рывок – и Семен успел. Усевшись у окна, он смотрел на проплывающие мимо уже хорошо знакомые ему домишки и всё пытался вернуть себя к прежним философским размышлениям. Они лучше сна укорачивают дорогу. Но мысли никак не вязались. Наверное, оттого, что автобус был возбуждён. Слух не давал возможности сосредоточиться. Не мог он не реагировать на разгорячённых пассажиров.

– Правильно, ох, как правильно, писано в Библии: «Придёт антихрист, и имя ему будет Мишаак!» – перекрывая галдёж, возвестила молодая женщина.

После такого заявления Мишиев сразу же отказался насильничать свой рассудок. Какая может быть философия под столь сильным напором жизни?

– И метка на башке его, от Нечистого, – подхватила кондукторша, обмакивающая носовым платком щеку знакомого ей паренька. Из глубокой царапины, к его подбородку, стекала кровь.

– Да ничего, тёть Нюр, всё в порядке. Зато разжился. Теперь будет чем бражку делать, – весело говорил паренек, крепко держа в руке две туго набитые авоськи; в одной из них, вместе с пачками рафинада, бренчала пара бутылок водки, а другая была набита тем же сахаром и рыбными консервами.

– Твоя правда, Нюрка! – высунувшись из своего закутка, бросил водитель. – На лбу его бесовская отметина – кровь каплет… А ты, Толян, – обратился он к пареньку с авоськами, – как сварганишь одну бутылочку, занеси.

Толян кивнул.

– Отметина та, Юрочка, – знак зверя. Господь оставил его на нём нам в предупреждение, – уточнила кондукторша.

– Ишь, подлец эдакий, что надумал – сухой закон. Это же надо! Когда на Руси-матушке не пивали? – сказала женщина, сидевшая перед Семёном.

– Да разве только на Руси? – отозвались ей.

– Намедни по избам ходили… Искали самогонщиков… У Димки Бизяева со двора кадушку самогона выкатили и всё добро – в землицу…

– Вот, зверюги! Ни капли совести.

– И штрафанули, небось? – поинтересовался кто-то.

– И штрафанули, и в лягашку увели…

– Казак он и есть казак. Всегда они были душегубами и суками, – мощным басом пророкотали с хвоста автобуса.

– Ты это о ком, Паша?

– О ком, о ком… О ставропольском пустомеле с кровавой отметиной на башке…

– Это точно… Довёл до голода народ.

Смуглый, висевший на поручне коротышка-мужичок, почему-то зло глядя на Семёна, произнёс:

– В магазинах шаром покати, а на рынках черножопые жируют!

Мишиев повернулся к коротышке.

– Чаво зыришь, чурка заезжая? – взвизгнул он. – Все мандарины продал?!

От неожиданного наскока Семён оторопел, но тут же сообразил, что нужно давать отпор, причём в голос и так, чтобы каждое слово для них было понятным, как тумак. Промолчать – не поймут. Все гамузом накинутся.