Визит к архивариусу. Исторический роман в двух книгах (II) - стр. 6
– Я хочу научиться тому, что вы, Леонид Петрович, делаете лучше всех в мире.
– Интересно… Что же я такого делаю? – жестко сощурившись, он с любопытством посмотрел на него.
Сказать: «Научите меня мастерски лазить по карманам» – могло его покоробить и не понравиться, подумал Фима, а с губ его само собой сорвалось то, что надо.
– Искусству фокусов… С людьми.
Судя по реакции Щеголя, он попал в точку. Ответ явно пришелся ему по душе.
– Как зовут тебя, пацан?.. Чей ты?..
– Ефим Коган. Живу на Дальнем лимане. С матерью… Отца нет. Утонул…
– Жаль,– посочувствовал он, а затем, внимательно вглядываясь в Фиму, спросил:
– Папашу как звали?
– Наум…
– Стоп!.. Не сын ли ты Умы Флотоводца?
– Вы его знали?
– Встречались,– уклончиво ответил Артамончик и, мягко положив ладонь ему на макушку, спросил:
– Сколько годков тебе?
– Двенадцать.
– Тебе надо ходить в настоящую школу…
– Я и хожу. Хорошо учусь
– Не перебивай,– клюнул тростью Щеголь.– Выучись на моряка. Иди по стопам отца. Моряцкое дело – чистое дело.
– Не хочу я зависеть от моря!
– Интересно! – дернулся Артамончик.– Котелок твой варит… Оригинально варит… Однако, неправильно… У всех свое море… Наше, где кручусь я и норовишь ты, – черное. Нет, не то, что взяло твоего папашу. Воды того, где упокоился он, даже самые грязные на вид, в сравнении с теми, в каких мы ловим свою рыбку, чище слезы младенца… В наших водах нет ни совести, ни жалости! Так что, мальчуган, иди своей дорогой.
– Я хочу эту дорогу! – вскочил со скамейки Ефим. – Я хочу стать таким же большим мастером, как вы!
Щеголь вздохнул и, постукивая тростью по штиблетам, медленно, как сквозь дрему, произнес:
– Ты еще мал… Поэтому, что бы и как бы я сейчас тебе не вдалбливал, просвистит оно мимо ушей твоих… Учит людей не слово, которое предрекает, а беда, которую оно предрекало…
– Постараюсь, чтобы все беды просвистели мимо меня,– вскинул голову Фима.
– Я тоже старался,– скривил губы Артамончик. – Да, вот… Впрочем,– махнул он рукой и встал с места.
– Лучше сыну Умы Флотоводца завязаться на меня, чем на кого другого,– озвучил он свои мысли и добавил:
– Что ж, пацан, приходи завтра к кабаку «Тихий грот»,– и неприветливо, сквозь зубы, уточнил:
– Ровно в полдень.
И стал Ленька Щеголь его крестным отцом в воровском семействе Одессы. Он же нарек его Сапсанчиком.
Тем не менее, при всем уважении к нему, Ефим все-таки намерен был ему объявить о выходе из ватаги. Вместо этого же тот наездник, что сидит внутри каждого из людей и правит ими, решил по-своему. Давно решил Он даже знает точно когда. На одной из школьных переменок.
Да, так оно и было.
Бегать со всеми ему не хотелось. Он подошел к окну и незаметно для себя засмотрелся на суету у гостиницы, что находилась через улицу. К ее фасаду один за другим подъезжали экипажи с прибывшими из загранки пассажирами. Ему известен был и пароход, что доставил их в Одессу. Не зря же ошивался в порту. Шустря там, он, конечно, знал, что они, эти хорошо упакованные путешественники и коммерсанты, коих он с корешами там пощипывал, разъезжаются по гостиницам, а вот, как они в них устраиваются – не знал. Его это не интересовало. Теперь же из окна школьного коридора он увидел и это. Изнуренные морской качкой многие из них спешили в гостиницы, чтобы придти в себя, а потом отправиться дальше. Он, как завороженный смотрел на подъезжавшие к фасаду гостиницы конные упряжи, забитые сундуками, чемоданами и узлами. Те из прибывших, что работали на Привоз, свою поклажу сразу грузили на фургоны, заранее дожидавшие их, у самого причала. Ни к ним, к этим фургонам, ни к тем, кого они встречали, мальчики Щеголя не имели права прикасаться. Запрещалось. Они находились под охраной хозяина Привоза, пахана главарей Одесских воров, дяди Шуры Козыря. Он с любого мог спросить так, что врагу не пожелать…