Весенняя лихорадка. Французские каникулы. Что-то не так - стр. 37
Огастес снял и протер очки. Разум его мутился, грудь вздымалась. До сих пор он жил среди людей, говоривших, что придет в голову, а в голову им приходили низменные мирские мысли. Таких речей он практически не слышал.
– Золотые слова, – поддержал хозяина Майк. – Лорда Шортлендса буквально осаждают дворецкие. Часом, вы не видели нынешнего?
Огастес вздрогнул.
– Ну! А вы?
– Несомненно.
– Молились о нем?
– Нет, до этого я еще не дошел.
– Что же вы, а? Я-то думал, он в вас пробудит, как его, сокрушение.
– Нечестивец?
– А то! Самый отпетый грешник. Посланец Сатаны, если они баки носят.
Как сказали бы в парламентских кругах, он встретил всеобщее понимание. Лорд Шортлендс радостно засопел, Стэнвуд сказал: «Точно!», Терри ослепительно улыбнулась, Майк похлопал его по плечу.
– Прекрасно, – сказал тот же Майк. – Если так, слушайте.
Слушая историю марки, Огастес поначалу испугался. Он трижды вскрикнул: «Ого!», словно тьма греховной души все больше открывалась ему, пробуждая отвращение. Майк, несомненно, держал аудиторию.
Но когда изложение событий сменилось, скажем так, просьбой, Огастес заметно изменился. Теперь страх был направлен не на Мервина Спинка, а на того, кого он называл искусителем. В конце концов он поднялся, тяжело дыша.
– Что? Вы хотите, чтобы я взломал ящик?
– Сейф, – услужливо поправил лорд Шортлендс.
– Ящик и есть, так?
– Так?
– Несомненно, – отвечал Кардинел. – Сейфы именуют ящиками в самых лучших кругах. Ну, что скажете, Огастес?
– Что скажу? «Нет!».
Майк заморгал, словно это короткое слово пробило его навылет.
– Я не ослышался? Вы сказали «Нет»?
– Сказал.
– Да это же займет какую-нибудь минуту!
– Нет, и все.
– А как же услуга графу?
– Никаких графов.
Майк заморгал снова, потом оглядел сообщников, но не утешился – граф поник от удара, Стэнвуд скрипел зубами, что никакой пользы не приносит.
– Чего-чего, Огастес, – произнес он с укоризной, – но этого я не ждал.
– Вы знали, что я спасен?
– Да, конечно, но мы же просим о добром деле. Можно сказать, праведном.
– Кража – она кража и есть, ничего не попишешь.
– Вы не забыли, что род лорда Шортлендса восходит к Завоевателю?
Огастес чуть-чуть дрогнул.
– А что подумают Фостер-Френчи? Огастес взял себя в руки.
– Изыди, Сатана, – сказал он. – Чего прицепился?
– О Бингах-Браун-Бингсах и подумать страшно.
– Да что с ним говорить? – крикнул Стэнвуд. – Дай ему в ухо!
Майк удивился. Это мысль!
– Молодец, Стэнвуд, – одобрил он. – Это мысль.
– Скрути его, а я обработаю.
– Лучше сперва переобуйся. А вы, Терри, оставьте нас. Зрелище не для женщин.
Огастес побледнел. Он был миролюбивым человеком.
– Это что, как говорится, насилие?
– Оно самое, – произнес Стэнвуд, утративший недавнюю мягкость. – Насилие в чистом виде. На размышление даю две секунды.
Огастесу хватило одной.
– Ладно, – сказал он. – Если вы так, дорогуша, ничего не попишешь.
– Вот это разговор.
– Молодцом, Огастес.
– Только я…э… рас-тре-ни-ро-вал-ся.
– Ничего, талант не убьешь.
– И потом, это самое, невры. Слаб я стал. Не выпью – не взломаю. А пить я не буду, грех.
Он победно расправил плечи, но Терри нежно улыбнулась.
– Ну, ради меня, мистер Ворр! Малю-юсенький глоточек.
– Ы-ы… Малюсенький! Да мне ведра не хватит.
– Дадим ведро, – пообещал лорд Шортлендс. Казалось бы, дельное предложение, но Огастес не сдался.