Венская партия - стр. 5

– В котором часу?

– К восьми. И без опозданий.

– Не сомневайтесь.

– А вещи утопленника заверни мне в газету, – рассовывая по карманам сюртука визитную карточку, заколку и зеркальце, велел полицейский, – с собой заберу.

– Сей момент.

– Надеюсь, к твоим рукам ни одной кроны из портмоне утопленника не прилипло, да? Или обманешь опять?

– Да и как можно, господин инспектор? «Прелюбодейство и воровство – это страшные грехи», – всегда говорит на проповеди наш священник, скосив глаза на пышногрудую жену мясника Прохазки.

– Юродствуешь? Клоуна из себя строишь?

– Ни в коем разе! Я теперь живу по библейским законам.

– Ну да, – усмехнулся полицейский, – божий агнец Андреас Надь. Надо же было додуматься перед закрытием магазина притвориться манекеном, а потом, когда все ушли и потушили свет, обчистить кассу!

– Так это когда было? Я с тех пор чужого ломаного крейцера с дороги не подобрал. Но, говоря по правде, господин старший инспектор, если бы не вы, никто бы меня тогда не отыскал. Можно сказать, ни за что просидел на тюремной диете два года. Ведь даже гульден[6] не успел потратить. Закопал деньги под деревом и домой. Как приличный человек умылся, поужинал и лёг почивать. Солнце ещё не взошло, а вы уже в мою дверь тарабанили. Эх, нет в этой жизни справедливости, – обиженно задвигал носом Андреас.

– Ладно, на этот раз поверю, что ты стал на путь исправления, – проговорил сыщик и вдруг задумался, глядя в пол. Потом поднял голову и спросил: – А какой номер был у той кабинки, где ты нашёл эти дамские штучки?

– Одиннадцатый, кажется.

– Кажется или одиннадцатый?

– Сейчас гляну, – проронил Андреас и открыл книгу аренды кабинок. – Точно: одиннадцатый.

– А фамилия её?

– Хирш.

– Значит, Амелия Хирш?

– Выходит, так.

– Что же это она никого на помощь не позвала, когда этот русский не вернулся?

– Да кто ж её знает, – пожал плечами приказчик.

– Ладно, бывай! – бросил напоследок полицейский, забрал свёрток и вышел.

«Завтра допрошу Марко… А если к утру труп всплывёт, надо будет искать вещи утопленника у местных воришек. Но в любом случае придётся окружному комиссару докладывать, чтобы он протелефонировал в русское посольство в Вене, но это уже дело завтрашнего дня», – садясь в коляску, помыслил инспектор и тронул кучера.

Одноконный экипаж потрусил по мостовой, протянувшейся вдоль набережной. Было слышно, как о каменный берег разбиваются упрямые волны. Горы, прикрывающие залив, в свете поздних сумерек уже соединились с облаками и потеряли очертания, превратившись в тёмное бесформенное пятно, нависшее над южным городом. Трёх-, четырёх-, пяти- и шестиэтажные каменные здания-монстры отражали в окнах свет газовых светильников, а витрины дорогих магазинов уже освещались электрическими лампочками Эдисона. Пахло лавандой, розмарином и хвоей. Из летних ресторанов доносились музыка и заразительный женский смех. Курортный сезон был в самом разгаре.

Пейзажи за приоткрытым вагонным окном поезда Петербург – Варшава – Грáница – Вена менялись медленно и особенного интереса не представляли. На смену каменным домам австрийских крестьян приходили поля пшеницы или тучные стада коров, бредущих по зелёным лугам. Локомотив проносился со скоростью шестьдесят пять вёрст в час, оставляя за собой испачканный угольным дымом кусок голубого неба. Ардашев, выбравший купе первого класса для курящих пассажиров, щёлкнул крышкой серебряного портсигара, пришедшего на смену привычному кожаному портпапиросу, и затянулся сигаретой марки «Экштейн № 5».